И несется Муслима по селу, дети в охапке, где бы переночевать, переждать бурю.
Так и жили.
В тот переломный день Равиль не на кочерге пришел домой, а чуть губы помазавши. Но хотелось кочерги. Начал просить на бутылку. И тут впервые Муслима заявила:
- Я тебя отравлю!
- Сам повешусь, елки зеленая, раз не даешь на пузырь! Дашь?
- Туда тебе и дорога, - не испугалась самоубийственных угроз супруга. Не придется руки марать!
Ах так! Равиль отложил на время проблему кочерги и полез на сеновал. Набил комбинезон сеном, лямки поверх куртки пропустил, в которую тоже сена напихал. Для полного правдоподобия сапоги приделал. На голенища гачи натянул, штрипки на подошвы вывел. И так приспособил двойника под навесом, что полная иллюзия - Равиль повесился. Один к одному похоже на страшную трагедию.
Что самоубийца без головы, сразу не разберешь. В полу сеновала был лаз. Равиль куклу приделал таким образом, что как бы петля и голова бедолаги остались внутри, а тулово, начиная с плеч, из лаза свешивается. Лестницу отбросил. Сумерки вечерние на руку правдоподобию. Под навесом и того темнее. Поди сразу разбери - трагедия висит или фарс, в нее переодетый?
Полюбовался Равиль сотворенным. Даже слегка не по себе стало от искусной имитации личного самоубийства.
"Как бы, елки зеленая, инфаркт Муслиму не долбанул, - подумал сердобольно и тут же отбросил сантименты. - Ёе, пожалуй, долбанет! А пореветь полезно".
И пошел догонять себя к состоянию, которое именуется "пришел на кочерге".
Часа через два возвращается на ней самой, слышит шум, крики, у дома народ толпится.
- Что за дермантин? - интересуется тусовкой.
- Равиль повесился!
- Какой?
- Ой, батюшки, да вот же он! А там кто?
Погонял Равиль, как водится, Муслиму в тот вечер, наутро она похмельному говорит:
- Отравлю!
- Че болтаешь, дура? - у Равиля и без того голова трещит по швам, тут еще бабской болтовней загружают. - Тебя посадят! А детей на кого?
- За детей он раскудахтался! А когда пьешь в два горла, совесть твоя о них вспоминает? Иллюминаторы бесстыжие зальешь и герой над нами изгаляться! Че дети хорошего видят?! Морду твою пьяную... Вчера о них думал? Опять на всю деревню осрамил! Как людям в глаза глядеть? Отравлю! Сколько можно по селу от кулаков твоих прятаться?
Костерит Муслима, Равиль нехотя отбрехивается. Не впервой.
- Отравлю! - рубит сплеча Муслима.
Равиля на арапа не возьмешь.
- Дура. Накрутят срок, елки зеленая, будешь на зоне трусы мужские лет восемь шить...
- Не буду!
- Куда ты денешься?
- Шито-крыто устрою!
- Че в печке меня по деталям сожжешь? - смеется сквозь головную боль Равиль.
- Делать мне нечего возиться. Похороню и все.
- В больнице быстро определят отравление. И готовьте, гражданка, ручки для наручников.
- Какая больница? По нашим законам в день смерти хоронят. Это раньше в район возили на вскрытие. А сейчас кому надо? Ты известный пьянчужка. Мало вас в последнее время, нажравшись гадости, откинулось?.. Кто будет возиться с алкашом?..
Логика, конечно, есть. И хотя Равиль был на все сто уверен, Муслима стращает, задался вопросом: "Сильно убивалась, как меня висячего обнаружила, или нет?"
Спросил у соседки Тоньки Перегудиной. Та одной из первых прибежала на самоубийцу.
- Ага! Прямо руки себе заламывала за спину, - сказала Тонька. - Головой о поленницу как начала, сердешная, биться! "Ненаглядный мой, - кричит, - на кого меня такой-разэтакий покинул? Как без тебя, кормильца сытного, поильца вкусного, жизнь доламывать? За кого теперь в беде ухватиться, в горе облокотиться?" И давай волосы на себе клоками рвать, пучками выдергивать. Еле удержала. Останется, думаю, лысой, как столб. Никто замуж не возьмет.
- Ты какая-то бесчувственная, Тонька, - укорил соседку Равиль. - Муж в петле находится, елки зеленая, горе у людей, а ты жену за нового мужика сватать готова. Непутевая ты.
- Ага, ты распутевый! То-то Муслима обрадовалась, когда тебя в петле застала. "Ой, - говорит, - какое счастье подвернулось! Поживу без битья и синяков".
- Да ну тебя, дермантин всякий собираешь!
Тоньку, конечно, только задень. Наворотит с добрый зарод. То у нее убивалась Муслима, то радовалась безостановочно.
Неудовлетворенный Тонькой, Равиль продолжил опрос односельчан. Никто версию, что Муслима от вида руки на себя наложившего супруга хлопала в ладоши и скакала от восторга, не подтвердил. В то же время ни один из очевидцев потоков слез, битья головой о близлежащие предметы и крики по покойнику не зафиксировал.
Читать дальше