Сталин шутит...

Скончался Брежнев. Идет по тому свету. Видит — Хрущев в дворницком облачении мусор подметает.

— Ты чего это Никита? Такой пост занимал и вдруг — дворник…

— Помалкивай лучше. Посмотрим, куда тебя определят. В отделе кадров начальником Сталин сидит.

Всех прибывших на тот свет Сталин распределял лично. Об этом новоприбывшие сразу узнавали и все, разумеется, боялись угодить в ад. Одному сказали, что попасть в рай ему не светит уже потому, что за версту видно — он новый русский. Тот поспешно поменял дорогую одежду на рваную, повыкидывал золотые перстни, даже дорогой мобильник первой марки заменил на самую дешевую модель. Тем не менее Сталин был проницателен и сразу указал: этого нового русского в ад.

«Я не новый, я старый русский, — подвывал несчастный, когда его уводили. — Я такой же как все, я простой…» — «А мобильник?» — «Так мобильник же — дешевка». — «Да, но простой человек, если и залезет в нос, то пальцем, а не антенной мобильника», — усмехнулся вождь.

Дрожащий Хрущев предстал перед Сталиным по ту сторону бытия. Вождь глядит на Хрущева немигающим взглядом:

— Н-да, в той жизни употребил ты меня после XX съезда по полной программе.

Хрущева начинает все сильнее бить озноб. И вдруг, к своему удивлению, слышит:

— Не дрожи, в аду не так страшно, как на Земле описывают. Кроме того, у меня неплохие отношения с господином Бафометом. А зла я не помню и попрошу расписать на всю неделю самые легкие виды наказания для тебя.

— Какие? — спрашивает Хрущев, постепенно приходя в себя.

— Ты куришь?

— Да.

— Теперь будешь курить только по понедельникам.

— Все так же выпиваешь?

— Да.

— Теперь будешь пить только по вторникам.

— Как насчет поесть?

— Вы же знаете, товарищ Сталин, — приободрился Хрущев.

— Знаю, поесть ты горазд. Но теперь — лишь по средам.

— С дамским полом ты, по-моему, тоже баловался?

— А как же.

— Это будет только по четвергам.

— Речи любишь говорить?

— Грешен, люблю, — отвечает Хрущев, окончательно переставший бояться наказания.

— Грешники болтают по пятницам, остальные дни молчат.

— А как у тебя с гомосексуальными наклонностями?

— Что вы, да никогда, товарищ Сталин.

— Не повезло. Получается, что каждая суббота станет для тебя сущим адом: иметь тебя будет весь коллектив чертей. Это наказание они ни за что не вычеркнут из расписания. А по воскресеньям будешь залечивать раны…

Как только не поносили Хрущева при жизни. Помер он, а на том свете все продолжилось. Обступили, осыпают бранью. Сталин слушал-слушал, но вдруг прервал поток оскорблений.

— Кто назвал Никиту свиньей? Нехорошо глумиться над животными.

Сидят Сталин и все остальные члены Политбюро, ушедшие в иной мир. Чего-то ждут. Сталин возмущается:

— Мы послали Никиту сгонять в земную жизнь за свежей московской газетой, а его уже несколько дней нет. Лаврентий, выясни…

Берия вернулся быстро.

— Плохо дело, товарищ Сталин. Не поспеваем мы здесь уследить за их инфляцией. Вы дали Хрущеву пятитысячную купюру. Чтобы ее разменять, он зашел в центре Москвы в кафе, что напротив газетного киоска. Выпил чашку чая. И вот уже неделю моет в том кафе посуду, чтобы расплатиться за чай.

— Товарищ Сталин, это правда, что Москва — третий Рим?

Сталин, с болью и гневом глядя на то, что сделали с Советским Союзом:

— Правда. Но вся остальная страна — это второй Гондурас.

Ажиотаж на том свете.

— Вы слышали, вы слышали? Одни парламенты уже легализовали проституцию в бывших советских республиках, другие рассматривают такую возможность. Докатились…

Сталин затягивается трубкой и, выпуская клубы дыма, пожимает плечами:

— Они не только докатились, они разум потеряли. Это же абсурд: плодить коллег-конкурентов с такими неограниченными возможностями.

Товарищ Сталин, почему оборонная техника и технология в ваше время развивались семимильными шагами?

— Мы изучали и внедряли лучший мировой опыт. В Германии сотрудники одного секретного учреждения не были в курсе того, чем занимаются в другом. В Англии сотрудники одного отдела не ведали, чем занимаются сотрудники другого отдела. В США сотрудник понятия не имел, чем занимается его коллега за соседним столом. Но при этом все они конкурировали межу собой, воровали друг у друга секреты, мешали друг другу. Мы воздвигли железный занавес, усовершенствовали организацию труда, развернули соцсоревнование.