Сталин шутит...

— Но вы же все твердите, что он живой, — возразил Рабинович с самым невинным видом.

— Ну, хорошо. А какая помощь требуется?

— Меня не отпускают в Израиль. А у меня там родственники. Дальние, правда…

— Вот что, Рабинович, — перебил вышедший из терпения Сталин, — как вы смотрите на такую альтернативу: вместо того, чтобы ехать к дальним родственникам на Ближний Восток, поехать к близким родственникам на Дальний Восток.

И Рабинович отправился в Биробиджан. Пусть скажет спасибо, что не в арестантском вагоне.

Все-таки Сталин был антисемитом. И даже гомофобом.

Он допустил возмутительное проявление антисемитизма. Так, осматривая выставку произведений современных художников, он спросил, почему скульптор, вылепивший Аполлона, считает, что древнегреческий бог был евреем? Кроме того, он придрался к выполнявшему обязанности экскурсовода доктору искусствоведения тов. Рабиновичу, указав, что у другого, изваянного в мраморе обнаженного бога, чрезмерно длинный член. Рабинович добавил «и чрезмерно холодный», после чего был уволен по подозрению в нетрадиционной сексуальной ориентации.

Все-таки Сталин не был антисемитом.

Супруга Рабиновича, еще нестарая одесская красавица, но сущая ведьма, однажды утром говорит своему вконец запуганному мужу: «Делай что хочешь, доберись до самого Сталина, но я желаю, чтобы меня после смерти похоронили в Кремлевской стене». Рабинович знал, что ему не поздоровится, если каприз жены не будет исполнен. Его не было целый день, вернулся к вечеру: «Товарищ Сталин сжалился и вошел в мое положение — похороны назначены на завтра».

А знаете, почему Сталин помог Рабиновичу и вообще приблизил к себе? Вождь крайне придирчиво относился к поведению и внешнему облику женщин. Он терпеть не мог в них вульгарности, а короткие, выше колен юбки приводили его в плохое расположение духа.

Как-то в Крыму вечно надоедавший Рабинович дождался Сталина на прогулке и опять стал нижайше о чем-то просить. Вождь слушал вполуха. Он обратил внимание на девушек, рассевшихся на скамейке в недопустимо коротких платьицах. «Какое бескультурье, — подумал, помрачнев. — А тут еще Рабинович докучает…» Рабинович тем временем сделал страшные глаза и прошипел девицам: «Это надо мыть, а не проветривать». Сталин услышал и оценил морализаторство славного еврея Рабиновича.

Рабиновичем настолько осмелел, что порой даже поучал вождя. Сталин беседовал с ним о морали и выразил недоумение: почему, дескать, еврейки так легко поддаются соблазну, занимаются проституцией? Все дело в гешефте, объяснял Рабинович, то есть в материальной выгоде. Он говорил:

— У них есть нечто. Это нечто пользуется спросом, и они его продают. Но вся прелесть в том, что это нечто все равно остается у них. И заметьте, капитал растет без всякого обмана…

Ну и кто после этого станет возражать против декапитализации, десионизации, экспроприации, национализации, демонетизации, советизации, сталинизации? Никто, кроме политических проституток обоего пола. Но мы, кажется, снова увлеклись, вмешались в анекдот и отошли от темы.

Ну, а когда Рабинович открыто обвел его вокруг пальца, Сталин больше с ним не спорил. А спор был вот о чем.

— Я самый экономный еврей в мире, — утверждал Рабинович.

— Проверим, — сказал Сталин и отправился с хвастуном в церковь.

К ним подходит дьячок с кружкой для пожертвований, и вождь опускает в нее одну копейку. Торжествующе смотрит на Рабиновича.

А тот невозмутимо говорит дьячку:

— На двоих.

— Товарищ Сталин, будет ли в анкете при коммунизме пятая графа?

— Нет. Но будет шестая графа: «Состояли ли вы в евреях при социализме?»

Сообразительные евреи не брезговали заработать на имени того, кого многие из них действительно боялись. Ну, а об их практичности свидетельствует, например, такой прикол.

Рассуждают монархист, коммунист и сионист. Монархист (строго): «Я хотел бы после смерти лежать рядом с императором Петром I». Коммунист (взволнованно): «Я хотел бы после смерти лежать рядом со Сталиным». Сионист (мечтательно): «А я хотел бы полежать рядом с мадам Шнеерсон». Монархист и коммунист возмутились: «Как вы можете, ваша симпатичная соседка Сара еще жива…» — «Так и я, боже ж мой, еще не мертвый».

Имеется иной, но столь же еврейский подход к теме, только с другого боку.

У приговоренных к казни спрашивают последнее желание. Один попросил свидания с женой, другой — передать письмо родителям. Дошла очередь до Рабиновича. «Прошу после расстрела похоронить меня рядом со Сталиным», — «Вы что, издеваетесь? Товарищ Сталин жив!» — «Ничего, я подожду».