Леонид Ленч - Это было

Юлий Абрамович Ганф, элегантный и остроумный человек, был не только изобретательным художником-карикатуристом, но и первоклассным темистом. Самые острые и самые смешные темы для карикатур "Крокодила" - плод сатирической фантазии Ю. А. Ганфа.

Помню, как однажды он обратился ко мне и сказал:

- Леонид Сергеевич, вы знаете, какой народ на свете самый воинственный?

- Не знаю, — сказал я.

- Финны, — сказал невозмутимо Ганф, — они даже ночью не расстаются с финками, так и спят с ними!

Аминадав Каневский был иллюстратором одной из моих первых книг рассказов, и я вспоминаю его с добрым чувством.

Хочется мне вспомнить здесь и Генча, отличного художника-карикатуриста и очень доброго и простодушного человека. Настоящая фамилия Генча была Генч-Оглуев. Его не то отец, не то дядя, богатый нахичеванский (кажется) армянин, был близким приятелем моего отца, и когда отец умер в возрасте 43 лет от сыпного тифа, будучи главным врачом ростовского эвакогоспиталя, вручил маме довольно крупную по тем временам сумму денег, чтобы поставить на ноги меня и моего старшего брата Дмитрия, студента Ростовского университета. Мы и жили на эти деньги, потому что после смерти отца оказались без всяких средств к существованию, — наша квартира и все имущество остались в Петрограде-Ленинграде.

Восстановление Советской власти на юге России помогло мне и брату определить свою дальнейшую судьбу: брат начал работать в рабоче-крестьянской инспекции (контрольно-ревизионные органы), а я был избран в областное правление профсоюзов совработников и поселился в Краснодаре.

Крокодильцы-литераторы, вместе с которыми я трудился в журнале, — это Виктор Ардов, Семен Нариньяни, Варвара Карбовская, Борис Ласкин, Шатровы, Ю. Благов, М. Раскатов...

Виктор Ефимович Ардов стал моим близким другом. Это был настоящий весельчак от природы и - тоже от природы - порядочный человек, существовал в прежние времена такой термин. Помнится, как я, уже работая в штате журнала, зашел вечером в ресторан Дома журналистов поужинать и встретил там Ардова. Мы сели вдвоем за столик, и Виктор Ефимович сказал мне в непривычно серьезном для него тоне:

- Считай себя крокодильцем, мы тебя приняли!

Умер он вскоре после своего 75-летия. Его отвезли в больницу. Лежал он в отдельной палате. Его пришла навестить жена Нина Антоновна, актриса и режиссер театра Советской Армии. Виктор сказал ей: "Я, пожалуй, немного посплю", — улыбнулся, закрыл глаза и... больше их уже не открывал. "Смерть праведника" - говорили в таких случаях в прежнее время. А он и был "праведником" - уже в новом, в нашем понимании этого слова.

Я считаю, что мне повезло как писателю в том, что я на самом ответственном этапе своего писательского становления оказался связанным с "Крокодилом". За все, что он мне дал, приношу ему свою творческую благодарность. Пишу об этом безо всякой привычной для истого крокодильца иронии.

Сначала он был для меня просто писателем Михаилом Зощенко, автором знаменитой "Аристократки" и других шедевров комической прозы.

Я любил его рассказы. И не выносил изделия его многочисленных подражателей, среди которых, впрочем, бывали большие искусники. О, как ловко они рядились в его словечки, с какой спекулятивной развязностью напяливали на свои туши его тонкую, самобытную манеру письма! Жаргонная грубость, которая у Зощенко была естественной особенностью языка его героя-рассказчика и, как правило, в лучших вещах не выпирала наружу, у них превращалась в самоцель. Зощенко пользовался жаргоном как средством обличения мещанского свинства и пошлости, они - на потребу тому же мещанству, сумевшему уцелеть во всех социальных бурях эпохи.

Потом он стал для меня Михаилом Михайловичем. Это произошло, когда мы познакомились в середине 30-х годов. Знакомство состоялось в редакции "Крокодила", редактором которого стал Михаил Кольцов. В редакции начали появляться тогда интересные люди из "большой жизни"- знаменитые стахановцы, пограничники, партийные работники. Потянулись на кольцовский огонек и писатели. Заходили Демьян Бедный и Алексей Толстой - оба массивные, шумные, стали бывать сдержанный, суховато-печальный Илья Ильф и размашистый, веселый Евгений Петров. Частым гостем редакции был Виктор Финк, автор "Иностранного легиона", изредка приезжал из Ленинграда и Михаил Зощенко. В один из его приездов в сутолоке очередного редакционного совещания (на крокодильском языке это называлось "свистать всех наверх") я, тогда еще только вылупившийся из скорлупы провинциальной застенчивости начинающий юморист, и был ему представлен.