Ирина Сергиевская: Великий закон доктора Строптизиуса

- Давно мы не слышали предсмертных хрипов...

Тучный человек, закутанный в простыню, закинул ногу на ногу и бархатисто произнес:

- А не рассказать ли вам, Князь Вольдемар, как вы вступили в единоборство с Наполеоном? Этого мы уже давно не слушали. Только не вздумайте врать!

Князь покрутил ус.

- Мы, Прохладные, всегда славились своей правдивостью! А с Бонапартом все было просто. Попал я в плен. С кем не бывает! В пылу сражения, с саблей наголо, впереди армии, со знаменем! Жеребец у меня был сла-авный... Гнедой с подпалинами... Звали Василием. Скачу это я на Василии. Французишек направо, налево крошу! Эх-х, твою мать!... Знай наших!..

Все довольно крякнули.

- Занес меня мой Василий во вражеский стан. Грешен я, с кем не бывает! Стал жеребец, как вкопанный. Я слез, знамя придерживаю. Смотрю Буонапарте! В шинели! И морда до того подлая... Не выдержал я, плюнул. А знамя высоко держу, не роняя гусарской чести! Знай наших, лягушатник! Тут со мной конфуз произошел, - Прохладный гордо подмигнул. - Из походной палатки, господа, прехорошенькая мордашка выглядывает. Женщина! На поле боя! Познакомились: "Жозефина, императрица". - "Князь Прохладный, русский герой. Отчаянная голова!" Тут, сами понимаете, Жозефина потупилась, на мордашке восторг. Раскраснелась императрица! А я видом своим показываю мол, плевать мне на ваши заигрывания! И Наполеону этак по-мужски сурово: "Испытаем Фортуну, корсиканец?" Что тут началось! "Дуэль! Стреляться! В двух шагах! Через платок!"

- Ай-яй-яй-яй-яй! Неужели убили? - ехидно спросила осмелевшая Вита.

- А то как же, щенок, ты думаешь! Не мог же я чести офицера, дворянина, уронить! Убил. И так, со знаменем, обратно к своим поскакал.

Развращенный юноша в лиловой блузе качнулся и захрипел:

- Мы вышли из ресторана "У Сатаны". Я, Северянин, Сашка Блок. Умоляют меня: "Игорь, пропой гимн Смерти!" Я прочел им про шуршащие саваны, блеск смертной косы, кровавую пену на губах умирающего... "Приди, моя Желанная! Приди, о Вожделенная! Приди в шуршащем саване, о Гибель моя тленная..." Саша обнял меня: "Россия гибнет, Игорь! Мир гибнет! Все зарастает бурьяном, и только мы с тобой будем петь о сиреневой заре... Цивилизация тлен, Игорь! Кто, кроме нас двоих, понимает это?!..." Мы шли по Большой Морской. Вдруг навстречу - хулиганье в оранжевых блузках. Футуристы! Впереди один, с лошадиным лицом. Завязалась драка. Мы с Северянином дрались, как львы! А Блок, представьте, сбежал. Струсил. Отмежевался.

- Да как вы смеете!!! - захлебнулась от возмущения Вита. - Блока, Александра Александровича, Сашкой называть! Каждая строка его гениальна! Декадент вы несчастный! Умойтесь лучше! - Вита подняла в воздух руки, призывая всех к протесту. - Это же "Мильоны вас..." Это же "По вечерам над ресторанами...!" Вы хоть читали "Незнакомку"?! По вечерам над ресторанами, граждане, вечерний... тьфу, весенний... а, вечерний!... Блок, граждане, гений! Знать надо Блока!

- Убожество мое, - с наслаждением произнес Строптизиус, - знай, мы все презираем тебя и чувствуем себя от этого с каждой минутой все лучше и лучше.

В дверь тихо поскребли.

ЗАПИСКИ ПАЖА МИХЕЛЯ

Читатель, свершилась великая Метаморфоза моей жизни! Я покинул герра Строптизиуса и боюсь, что навеки. Желание увидеть дырки во Вселенной мучило меня. Я искал щель в крыше нашего сарайчика, чтобы взглянуть на звездное небо. Но Proshcka c Antoshckoi хорошо законопатили нашу обитель! Ничего не оставалось, как покинуть ее, сделав подкоп. Вообрази себе, читатель, что значило решиться на этот шаг мне, пажу Михелю, бедному сироте, которого унижали четыреста лет и которого, несмотря на все его усердие, всегда били!

Но бог с ними! Я уже почти и не помню про этих бездельников! Когда я бежал по полю в неизвестном направлении, Я чувствовал, что возвращаюсь домой откуда-то из небытия. Мне было весело, хоть и страшновато.

Нынешняя Сивилизация почище нашей, что была четыреста лет назад. Сивилизация меня порадовала. Понравилось многое: экскаватор, светофор, пожарная машина. Но, признаться, больше всего меня потряс троллейбус. Когда мне впервые объяснили назначение длинных усов, торчащих из его спины, я заплакал от гордости за современную науку.

Сначала на меня все здесь посматривали довольно косо. Я было подумал даже, не вернуться ли в сарай? Может быть, я здесь лишний? Может быть, мне не рады? Но воспоминание о сушеных врагах герра Строптизиуса, попросту, мухах, внушило мне такое отвращение к моей прошлой жизни, что я решил доказать все всем. Или я не Михель Вервольф? Что я видел в сарае? Я видел, как герр Строптизиус, непонятно почему, рассердившись на кого-нибудь, нарекал именем своего врага первую попавшуюся муху и гонялся за ней, хлопая в воздухе ладонями. Так мы боролись с "недругами" несколько столетий. А я, наивное создание (о, непростительная в мои четырнадцать лет инфантильность!), был уверен, что участвую в магических обрядах! Сколько я передавил этих бедных мух! И за каждую из них получал подзатыльник вместо простого человеческого "Спасибо, Михель!" Я притворялся послушным, лицемерил (ох, Михель, Михель, какой же ты право, конформист!), а сердце мое так и прыгало от негодования!