Алексей Шубин - Жили по соседству

По хозяйственным расчетам Анны Степановны прожорливую Ивану Ивановну следовало зарезать если не к Октябрьским праздникам, то к Новому году, но против этого дружно восстали остальные Карасевы во главе с Наташей. Решающее слово принадлежало Федору Ивановичу, сказавшему:

- Птица ручная, мы к ней привыкли, пусть живет. А битых гусей на базаре достаточно.

С годами Ивана Ивановна выровнялась в большую, жирную гусыню с отвратительнейшим характером. Из всего человечества она признавала Карасевых, почтальоншу и часто приходившую Зину. Плохо было тем, кто не внимал ее предупреждающему шипу! Приятель Леонида Семен Голованов, получив от Иваны Ивановны огромнейший синяк, шутя посоветовал:

- Добрые люди предупреждают, когда держат во дворе злую собаку, и вам следовало бы написать на калитке: "Без звонка не входить. Во дворе гусь-людоед".

Не в пример чревоугоднику Хапу и заболевшей благодушием кляксе, Ивана Ивановна приносила хозяйству известную пользу. Встретившись с ней несколько раз, соседские ребятишки утратили всякий интерес к карасевским яблокам.

А яблоки и впрямь были хороши. Навсегда оставшись в поселке, Федор Иванович заложил сад еще в год постройки дома, а потом так увлекся садоводством, что прослыл на улице Строительной заправским мичуринцем. Заболеет у кого деревцо или захочет кто новый сорт привить, зовут консультантом и хирургом Федора Ивановича.

Впрочем в тот самый день с Федором Ивановичем происходило почти то же, что и с Наташей. Обманывая себя, он только делал вид, что осматривает сад, мысли же его неотступно вертелись вокруг другого.

Покупка машины не была уж таким удивительным событием. Многие инженеры, мастера и старые кадровики завода успели обзавестись автомобилями раньше, но эта покупка наглядно свидетельствовала о том, как быстро и твердо стал на ноги Леонид. Над этим стоило поразмыслить.

Лет семь назад, при переходе в девятый класс, Леонид получил две двойки. К великому удивлению Анны Степановны Федор Иванович отнесся к этому вполне спокойно, но разговор с сыном у него получился серьезный.

- Либо учиться, либо работать, - сказал он ему. - Зря место в школе занимать нечего!

Из дверей, где стояла Анна Степановна, сцена разговора очень напоминала известную картину художника Ге "Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе" с той разницей, что Леонид держался куда смелее и увереннее царевича.

- Я, папа, на завод хочу! - решительно, молодым баском ответил он.

Анна Степановна всплеснула руками, но Федор Иванович не был этим ответом ни рассержен, ни обескуражен. Некоторое время он молча разглядывал высокую фигуру сына, дивясь, как быстро возмужал парень.

- На заводе, брат, тоже учиться и работать нужно, - ответил он. - Там в цехах голубей не гоняют, в футбол не играют, мороженого не едят.

- Знаю, папа.

- Какой же ты для себя цех облюбовал?

- Сборочный, а еще лучше токарно-механический... Туда станки новые ставят - ДИП-200 и ДИП-300. Знаешь: "Догоним и перегоним"?

- Как не знать! Губа у тебя не дура!.. Только вот беда: к новым станкам ветрогонов и сорванцов не подпускают...

- Небось, если ты попросишь... Здесь-то Федор Иванович рассердился! Так рассердился, что изо всей силы бахнул кулаком по столешнице.

- Такого дела, чтобы я за тебя просил, не было и не будет! На всю жизнь на носу заруби! Дома я тебе отец, на заводе - однофамилец. Понял? И в отдел кадров с заявлением сам пойдешь... Но запомни, если ты на производстве нашу фамилию осрамишь, то... - Федор Иванович подумал и рубанул: - Своими руками голову оторву!

Здесь произошло то, чего художник Ге не предусмотрел бы: подсудимый улыбнулся.

- Ты, папа, как-то странно говоришь: то мы с тобой однофамильцы, то, если я твою фамилию осрамлю ты голову оторвешь? И если я в отдел кадров приду, то Николай Петрович первым делом спросит: "А тебе отец позволил?"

Федор Иванович сообразил, что действительно был не совсем последователен.

- Николаю Петровичу скажешь, что позволил... Но об этом еще завтра утром поговорим, утро вечера мудренее...

Когда Леонид после треволнений дня заснул крепким сном юности, Федор Иванович завел не менее серьезный разговор с опечаленной Анной Степановной.

- Знаю, мать, о чем горюешь. Мечтала, что сын профессором будет, а он вон к станку просится...

Это была правда: мечтала Анна Степановна для своего сына о многом. И больше всего удивляло ее сейчас спокойствие мужа - человека, которому она безгранично верила.