Алексей Шубин - Жили по соседству

2.

Сказав, что у нее нет отца, Лилиан ненамного опередила события. Через час, во время речи защитника, Сергею Семеновичу стало плохо. Судебное заседание было прервано.

Ночью сердечный припадок возобновился. В 4 часа холодного осеннего утра 14 октября 1956 года сделав в жизни мало хорошего и много плохого, Сергей Семенович Тыкмарев умер на койке тюремной больницы.

3.

Уже три недели Лилиан живет у Доротеи Георгиевны. После смерти отца она стала замкнута и молчалива. Нет, она не сошла с ума, как думала Доротея Георгиевна, а просто не хотела говорить. Только раз сказала зашедшей Анне Степановне:

- Я совсем здорова, но мне тяжело.

И молча заплакала. И, чтобы скрыть слезы, отвернулась к окну.

Как-то у нее возник разговор с Доротеей Георгиевной.

- Тетя, мне все время кажется, что я тебя стесняю.

- Вот глупенькая! Ты и представить себе не можешь, как я рада, что ты у меня живешь. Я все время была так одинока, и как мне хотелось иметь близкую подругу или дочь!

- Дочь?

- Ну да! Чего ты удивляешься: мне сорок четыре года, и ты могла бы быть моей дочерью.

Невзначай раскрыв тайну своего возраста, Доротея Георгиевна даже не заметила этого.

- Это так естественно, что две молодые одинокие женщины живут одними интересами! У меня давно была потребность в дружбе. Если тебе что-нибудь не нравится, то скажи.

- Меня... душат ваши невозможные духи, тетя.

- Давно бы сказала! Я их сейчас во дворе вылью.

- И еще, тетя... Дайте слово, что для меня вы сделаете еще одно...

- Клянусь всем на свете, что для тебя, Лилиан, сделаю все, что угодно.

Дав столь щедрое обещание, Доротея Георгиевна получила такое трудное поручение, что вынуждена была побежать за советом к Карасевым.

- Как Лиля? - первым делом спросила ее Анна Степановна.

Доротея Георгиевна сокрушенно покрутила пальцами около лба: можно было догадываться, что Лилиан либо завивается, либо сходит с ума. Последнее было вероятнее, и Анна Степановна ужаснулась:

- Что случилось, Доротея Георгиевна?

- И не говорите! Такое выдумала, что сверх всякого воображения. Есть такая душевная болезнь, когда больной становится необычайно хитрым, вот и с ней так. Сначала выманила у меня честное слово, что я все, что угодно, сделаю, а потом...

- Что такое, Доротея Георгиевна?

- Совершенно невероятно! Экстраординально!.. Вынимает золотые часы с браслетом, отдает мне и требует:

"Отнесите, - говорит, - их судисполнителю, который имущество отца описывал, и скажите, что это тоже имущество отца и должно идти в погашение иска..." Я объясняю ей, что часы - ее полная собственность, а она, как невменяемая: "Мне, - говорит, - их носить стыдно". А ведь за эти самые часы покойник Сергей Семенович в Москве, в Ювелирторге, две тысячи платил, да и ее едва за эти часы не зарезали. Никаких резонов не понимает:

"Вы, тетя, слово дали и должны выполнить".

Федор Иванович, читавший газету, с шелестом опустил ее и быстро спросил:

- Так и сказала: "Стыдно носить"?

- Собственные ее слова.

- Я не юрист. Не знаю, как к ее решению отнесутся в суде, но она, по-моему, права.

Решение Лилиан, сбившее с толку Доротею Георгиевну и понравившееся Федору Ивановичу, поставило в тупик многоопытных судебных работников (которым, увы, все еще приходится иметь дело чаще с человеческим корыстолюбием, нежели с честностью!). Судья заявил Доротее Георгиевне, что без документов, удостоверяющих, что часы принадлежали самому Тыкмареву, он их не примет. И здесь Лилиан доказала, что ум ее цел и невредим: она представила в суд заявление, в котором удостоверяла, что Сергей Семенович дал ей часы во временное пользование.

- Необходимо указать дату, когда вы получили эти часы, - попробовал упрямиться судебный исполнитель.

Лилиан хладнокровно вставила в заявление дату. Она почти совпала с датой покупки часов. И как Лилиан было ее не помнить: это был день получения ею диплома!

Почти целую неделю не заходила к Карасевым Доротея Георгиевна, зато пришла с целым ворохом ужасных, на ее взгляд, новостей: Лилиан-таки заболела душевной болезнью!

- Есть кошмарная форма умопомрачения, когда человек делает не то, что нужно, а самое диа-мет-ральное... Я даже читала про такую болезнь фрошизению, - сообщила она.

На этот раз некоторые поступки Лилиан выглядели действительно странно.

- Взялась она вышивать... Сидит и вышивает, и вышивает, и вышивает, рассказывала Доротея Георгиевна. - И утром, и днем, и вечером - все время вышивала. Одну дорожку вышила, потом за другую взялась... Потом достала свое платье, совсем новое - из серого крепа с бархатом - и давай с него отделку спарывать. Весь бархат спорола и в печку бросила! Я спрашиваю: "Зачем?", а она: "Так нужно, тетя!" Потом сделала новую отделку - из белого шелка. Думаю, вот и хорошо, - если одеваться начинает, значит выздоравливает... А она, представьте, опять диаметрально сделала: позвала девушку (ту, которая немая, в токарном работает и танцует хорошо) и ей это платье подарила! Та отказываться начала, так куда! Уговорила: