Оксана Демченко - Перевернутая карта палача

– Разве у тебя нет дел, чудовище? – любезным тоном напомнил Монз, под столом пребольно пнув носком туфли в голень. – Откати Ане тележку и передай, завтра сам зайду… Уточню, по какой цене проданы мне язи. Одно радует, ты не наловил их, значит, рыба не сгниёт. Тебе надлежит всё лето снабжать наш стол, ясно? Таков отныне твой долг. Еще сбегай в верхний город и уточни относительно склянок.

– Темнеет, – насторожилась Ула.

– Я тоже опасаюсь, что чудовище обидит стражу, – ядовитым шёпотом посетовал Монз. – В прошлый раз ему взбрело в голову оживить небылицу об утопленниках, кои охотятся на пристани за печенью пьяниц.

– Малыш, как ты мог, – всплеснула руками Ула и села, сражённая несвежей новостью. Она, конечно, знала самую сочную сплетню весны, но лишь теперь выяснила худшее о том ночном переполохе. – Тебя, вот радость, хотя бы не узнали.

– Матушка не вполне наивна, поскольку не усомнилась в своём милом чудовище, – рассмеялся Монз. – Твоя работа! Иначе ты не блестел бы глазами столь яростно и не косил бы на дверь отчаяннее зайца. Пожалуй, я рад новому жильцу и охотно выделю ему комнату. Отныне резать розги станет Сэн, и ты поймёшь, до чего невыносима порядочность друзей. Иди.

Покидая кухню, Ул тихо радовался. Он и не надеялся отделаться легко! Толком не ругали, а Сэн и вовсе переживал, сочувствовал.

Переодевшись в тёмное, Ул откатил телегу, взбежал по улочкам до удобного места и взобрался на знакомую крышу. Закат остывал, туман понемногу чернил черепицу, приманивал ночь. На коньке соседней крыши гнули спины коты, боевыми воплями оповещая горожан о весне. Ул в два прыжка разогнал крикунов и зашагал по лунному блику на коньке крыши, высматривая издали башню чиновной палаты. Внизу и сзади, возле порта, шумела пьянь. Выше и левее, на богатых торговых улицах, усердно чеканила шаг стража, отрабатывая полученную с торговцев мзду. Два вора, выйдя на ранний промысел, шёпотом препирались: дома ли хозяева, если в окнах темно, но за ставнями подозрительно шуршит. Ночные мотыльки льнули к камням, хранящим остатки тепла…

Люди отходили ко сну, мечтали, ругались, считали деньги, сплетничали, объяснялись в любви, делили нажитое, расставались. Ул слышал многих и скользил над городом, ощущая себя хозяином ночи и самым загадочным из её призраков. Он всегда успевал спрятаться от случайного взгляда. Он не позволял своей тени отразиться на мостовой или шествовать по светлой стене. Он – беззвучный, ловкий, уверенный… Усталость дня угасла с закатом. Склянки тихонько тёрлись в платке. Загадочный ключ на шнурке жёг шею. Башня чиновной палаты приближалась, обретала своё настоящее величие.

Чтобы миновать Первую площадь, пришлось долго ждать годного мгновения, тут в любой час полно бессонных людей и пристальных взглядов. Ул не спешил, помня данное Монзу обещание. Зато, улучив момент, он вихрем пронёсся до угла палаты и, пользуясь набранных ходом, взлетел к слуховому окну в три прыжка.

Только дети способны протиснуться в узкую щель. Но детям не хватит сил, чтобы одолеть подъём по отвесной стене, где в кладке ни щербинки, ни малого выступа…

В тесном проеме слухового окна притаился колокольчик… Но Ул уже знал эту ловушку, задуманную против ловкачей. Захотелось улыбнуться: ай да я, молодец! Но Ул себя сдерживал и оставался сосредоточенным. Вот левая рука тронула и отпустила слишком удобный крюк, правая нога старательно уклонилась от касания с выбеленной штукатуркой, проверяемой служителями палаты всякое утро. Последний прыжок – и можно, пауком припав к полу, ощутить малейшую дрожь досок, принюхаться, вслушаться…

На три пролета лестницы ниже, за главным приемным залом и ведущим к нему парадным коридором, охранники бранятся в своей комнате. Они каждодневно играют в кости и, хоть того не знают высокие нобы, изрядно пьяны всякую ночь.

Нет угроз… Можно двигаться? Ул не спешил. Он ещё подождал, собирая впечатления. Он дал себе отдых и время для рассуждений.

– Слишком много ловушек, если оберегают лишь золотую краску, – почти беззвучно удивился Ул.

На площадке перед слуховым окном было совершенно темно. Так же, как в прошлую ночь? Или чуть иначе? Ул нахмурился, сел, обнял колени и стал впитывать ночь. Чем дольше он каменел в неподвижности, тем опаснее казалась палата. Под потолками чудились незримые, но внятные нити, натянутые сторожевой сетью. В паркете слышались скрипы, лишённые весомых причин. На большие окна главного этажа блики луны ложились слишком уж тускло. Всё это вместе походило на приметы беды из детских страшных историй, вот только сейчас невнятное и неуловимое было – настоящим! Оно пахло злобой, такой древней, что в носу свербело, совсем как от книжной пыли.