Оксана Демченко - Перевернутая карта палача

– Десять сомов! – громко прошипел Ул. – Эй, ты что, не знал? А он не сказал. Выпороть! Выпороть падаль!

– А-ай… Эй, не прыгай по мне, больно. А-ай…

Ул рывком ухватил саблю, выдвинул из ножен на ширину ладони, восторженно изучая первый увиденный вблизи боевой клинок. Оставалось лишь гадать, как он днём упустил столь восхитительное открытие? Лезвие отразило блик спрятанной за крышами луны, оно лучилось покоем готовности… Пока рука настоящего хозяина не влепила ловкачу подзатыльник и не задвинула клинок до щелчка.

В коридоре скрипнули половицы. Вздохнула дверь.

– Чудовище дома, – сообщил с порога Монз. Такими словами, по голосу понятно, он себя же успокоил. – Я не ложился. Хочу теперь же узнать то, что было тебе поручено.

– Весенний бал нобов! – громче зашептал Ул, не слушая переписчика. – Сэна не пригласили, ему причитается за обиду десять сомов золотом. Ха! Еще прилюдная порка тому, кто знал и промолчал. Начальнику стражи, да!

– Что за новость? – Монз споткнулся. – Приглашают, прямо всех?

– Голубую кровь, – Ул отдышался и пояснил совсем спокойно.

– Что же они желают приобрести за десять сомов? – насторожился переписчик. – Часто жизнь оценивают дешевле. Утром обдумаю, беда это или возможность. Сэн, отдыхай. Тебе на рассвете идти за розгами, помнишь? Мне уже теперь требуется штук пять. Я пока записываю впрок. Молчи, не смей просить прощения у чудовища, а ровно прощения для него – у меня. Ты покуда мало знаком с его повадкой… Не ведаешь, до чего он опасен в своей бестолковой торопливости. Сам-то вывернется, а нас не вытащит. Лучше розги, чем похороны. Мертвые простят его, но как сам он себя простит, уморив друзей и родню?

– Дядюшка Монз всегда прав, – Ул изобразил уныние, стараясь не перебрать со вздохами. – Сэн, я сильно истоптал тебя? Прям по ожогам, да? Прости.

– Ничего, мне не больно, – соврал Сэн и осторожно, сберегая плечо и спину, отодвинулся к стенке.

В библиотеке Ул сразу вцепился в новенькое перо, добыл из стопки чистый лист бумаги и принялся чертить витую лестницу с незримыми лозами тьмы и сторожевыми усами-ловушками. Затем он потребовал второй лист, где изобразил нутро запечатанной комнаты, как оно почудилось, как поместилось в единственном коротком взгляде… Квадрат пола, паутина по углам, подставка посреди с книгой и чёрная, несуществующая дальняя стена, откуда к дверям тянутся многие нити. Они опасны, они – живые! Готовы схватить всякого замеченного и утянуть во мрак. Ул чертил, сопел, старался… надеялся, что Монз похвалит… скажет с удивлением что-то вроде: «У тебя дар к рисованию, чудовище».

Монз лишь молча следил за испачканной в чернилах рукой и морщился, когда перо царапало лист. Терпел и то, как Ул, слюнявя палец, исправляет кляксы, дорисовывает важное без помощи и помехи письменных принадлежностей.

Когда рассказ и рисунки были готовы, на бумаге осталось мало светлых мест, не заляпанных отпечатками пальцев Ула.

– То есть книга обычная, – еще раз уточнил Монз.

– Да. Я прочёл несколько слов. Там сказано о противоядиях и сильной траве с названием борец… так, кажется. Я глядел искоса, точнее не скажу.

– Книгу подменили, – пробормотал Монз, двинул листки ближе и рассмотрел их у самой свечки. – Целы ли иные, страшно подумать. Если нет, ко мне придут не через год, а раньше. Третий раз спросят… – Переписчик вздохнул, велел принести шерстяной платок и укутал спину. – Ты опасное чудовище, но весьма полезное. Мне следовало узнать нынешнюю новость, пока не поздно. Благодарю. Завтра начну составлять список людей, коим надлежит передать ценные книги из библиотеки.

– То есть плохи наши дела?

– Нет, если любишь странствовать, – кривовато усмехнулся Монз. – Прежде я ценил дорогу. Но старость… впрочем, на юге зима теплее. Отдыхай, честный воришка. Утром выуди хоть какую рыбину. Я не так богат, чтобы телегами покупать язя-невидимку.

– Но…

– К полудню вместе решим, стоит ли Сэну запрашивать десять сомов за обиду. И… не ёрзай. Может статься, у тебя есть дар рисовальщика. Только не зазнайся. В таком деле труд превыше всего. Бесконечный труд души и навык руки, привычка глаза, перо… Всё это, а не задатки и голубая кровь, – Монз быстрым движением погасил свечку, исключив новые вопросы.

Когда Ул приволок на кухню двух почищенных ещё у реки язей, вымылся и сменил рубаху, полдень оказался совсем близок. Гордость так и распирала, хотелось прыгать, хлопать себя по бокам и петушиться во всю. Рыба наилучшая. Новости в ночь добыты ценные. Сэн спасён! И…