Так в «Алом Льве» узнали ещё одну важную новость: гости хоть и выглядят простоватыми, а знают нечто, ценное для сквозняков. Конечно, тайны сейчас слышит Омаса, ему внятно всё до последнего словечка, ведь давно уже проверено: слух у этого медведя – летучим мышам на зависть! Но проще уловить и допросить сквозняки, чем добиться хоть намёка от упрямца. Хуже был только прежний любимчик Лофра, Дорн хэш Боув – беловолосый красноглазый отпрыск покойного канцлера. Тот был – зверь с графским титулом и волчьей злостью… Омаса проще: он безроден и благодушен. Он не обижается, кажется, ни на кого и никогда. А красноглазый граф вскипал до начала разговора и умел извести любого, совершенного любого – словами, молчанием, дракой или отказом от неё. Кажется, и самого хэша он раздражал…
– Монз, верно я вспомнил вчера? – Лофр начал с прямого вопроса, пока во дворе учились убивать и уклоняться, не отвлекаясь на любопытство.
– Я-то решила, вы в дружбе, и давно, – удивилась Ула.
– Пересекались. Впервые в портовом городе, лет тому… – нахмурился Лофр и махнул рукой. – Он отзывался на другое имя, вроде бы Ан… и что-то там дальше, длинно и южно. Я весил вдвое меньше, вот как это было давно, лапушка Ула. После я слышал о нем много раз от многих людей. Нобы с ярким даром заметны. Упрямые дурни с ослепительным даром – они бельмо на глазу, так заметны, что застят. Я заказывал списки книг, когда успевал застать его там, где обещали. Знаю доподлинно, был он связан с чем-то тонким, и дело велось с покойным вторым канцлером. Как бы то дело и не укоротило жизнь старшему Боуву, заодно сделав младшего сиротой и зверенышем.
– Лапушка, – передразнил Монз скрипуче, но без раздражения. – Берегись, по молодости он был облеплен женщинами, как мёд – мухами.
– Ага, из вежливости заменил навоз на мёд?
– Я – гость, – вздохнул Монз и покосился на Омасу, тот как раз оглядел двор и заодно, искоса, лица собравшихся, чтобы снова отвернуться и замереть. – Он…
– Чтоб пустить сплетню, не надо иметь хороший слух, чтоб промолчать, не надо быть немым, – хэш повёл бровью, принял очередную чашку с отваром и безропотно опустошил. – Лапушка, а вот бы мне избавиться от гадости, какая плавает перед взглядом? Будто мир зачервивел.
– Пройдёт, но нескоро, – тихо пообещала Ула.
– В том же порту и в тот же день я первый раз встретил глаза в глаза багряного беса, – продолжил Монз. – У меня ещё не было в руках целикового листа последней, может статься, из легендарных книг городов, на которые Рэкст вёл охоту. Не ведаю, укоротило ли жизнь канцлера это дело, жаль, если так… Бес весьма примечателен. Жутчайший, я долго просыпался, и грезилось мне зелёное и рыжее пламя его взгляда, испепеляющее душу… Он получал удовольствие, играя и запугивая. Но ведь отпустил меня! Не вынудил стать частью свиты в роли раба. Не засунул в самую гнилую из портовых темниц.
– Душа человек, – хмыкнул хэш.
– О, он исключительно нечеловек, – живо возразил Монз. – Люди уничтожают просто так. Он – только по приказу или из здравого смысла. Его поверенные много раз находили меня и давали заказы. Выгодные, без обременений. Это в нем тоже нечеловеческое: никого не забывает. Став его добычей раз, остаёшься добычей до последнего своего дня. Сам он тоже навещал меня, и каждый раз общаться был жутко. Жутко, но интересно.
– Сейчас багряный вне столицы, – покривился Лофр, желая продвинуть разговор. – И я не допускаю лишних упоминаний о нем здесь, причин тому много.
– В день свадьбы друзей Ула меня вызвали к реке, – кивнул Монз. – Он лично сделал мне весьма спорное предложение. Я обдумал, счёл не лишённым смысла, пусть чуждого для людей. Мы заключили сделку. Я получил одно важное обещание. Он – запись, исполненную моей кровью.
– Ага, – выдохнул Лофр, подаваясь вперёд. – То-то гниль Могуро из столицы будто выдавило. Дело рисуется крупноватое. Не ожидал… как тебя угораздило встрять, червь?
– Я знаком со слухами о привычке беса покупать души, – поморщился Монз. – Нет, всё и проще, и сложнее. Я оплатил в его бессмертии короткий отрезок свободы. Цена – остаток моей жизни. Оказывается, люди четвёртого царства, как он называет нас, весьма платёжеспособны.
– Остаток… жизни? – побледнела Ула, вскидывая ладони к горлу, чтобы сразу же бестолково, бессильно уронить их на стол.
– За каждый день его свободы сколько-то дней или лет моей старости, – кивнул Монз. – В довесок он навсегда избавил меня от боли, суставной и костной. Превосходная сделка. Я расщедрился и ответно подарил ему своё настоящее имя. Теперь придётся вымарать дарёное имя с первой страницы моей книги без переплёта. Вместо Ан Тэмон Зан укажу – Монз… Значит, сменил я родину, всерьёз сменил, коль умру с именем этого берега моря.
Читать дальше