Александр Сапа - У истоков литературы. Учебное пособие

Похожие на этот обряды, когда в танце изображается процесс охоты на зверя, известны и у многих других народностей и многократно описаны этнографами.

На примере этого охотничьего обряда можно четко выделить несколько существенных особенностей первобытной магии. Во-первых, становится ясно, что охотничья магия возникает как продолжение охотничьих, т. е. трудовых, действий людей. Во-вторых, в «бизоньем танце» очень четко выступает главная особенность наиболее архаических магических обрядов овладения добычей: этот танец есть попытка выдать желаемое за действительное, подменить реальный процесс охоты его изображением, имитацией. Иллюзорный магический элемент здесь состоит первоначально лишь в замене реального объекта охоты его «заместителем», роль которого играет либо изображение (рисунок, скульптура), либо человек в маске животного. Фантазия первобытного человека превращает процесс подражания охоте в саму охоту, ритуальное «убийство» зверя в реальный способ обеспечения племени пищей.

Таковы зачатки магии. В этих первоначальных формах магический ритуал хотя и содержит в себе элементы веры в сверхъестественное (в виде веры в сверхъестественную связь между охотничьим ритуалом и результатами самой охоты), но они здесь сочетаются со многими другими его сторонами: с упражнением умений, силы и ловкости охотников, с познанием и точным воспроизведением повадок зверя и, наконец, с эмоционально-эстетическим освоением ритма телодвижений, что в дальнейшем послужит основой возникновения танца.

Какова же потребность, вызвавшая к жизни промысловую магию? Д.М.Угринович считает, что первобытную магию рождает «неудовлетворенная практическая потребность воздействия на силы природы» [6].Первобытные люди во многих случаях были не в состоянии реальными практическими средствами обеспечить постоянный успех своих действий. Первобытный охотник, несмотря на всю его ловкость и умение, часто оставался без добычи. Звери обходили его ловушки, а подчас и вовсе исчезали из того района, где он охотился. Русский этнограф Л. Я. Штернберг, долгие годы изучавший быт народов Сибири и Дальнего Востока, писал: «С одинаковой заботливостью первобытный охотник изо дня в день ставит свой гениальный самострел на зверя. И вот сегодня один за другим хитрые звери приходят на его стрелу и становятся его верной добычей, но могут проходить дни и недели, когда не только ни один зверь не приблизится к его ловушке, но когда он, даже многократно пробегая мимо самого его орудия, как бы смеясь, уходит неуловимый и невидимый… При всем своем искусстве в одном случае он (первобытный охотник) направляет стрелу в животное даже в самую плохую погоду и убивает зверя, а в другом случае при самых благоприятных условиях делает промах, стреляет и не попадает… Одним словом, перед ним в борьбе за существование встает „его величество случай“, то, что мы называем удачей, счастьем и т. д., явление для него совершенно непонятное, таинственное… Вот тут-то и начинается область религии» [9, с.3—4].

Трудовая деятельность первобытных людей, как правило, не могла уверенно гарантировать воспроизводство их средств к существованию. Результат их действий зачастую не соответствовал поставленной ими цели. Вступал в силу, по меткому выражению Л. Я. Штернберга, «его величество случай», т. е. природа навязывала людям то, чего они не хотели. Неуверенность первобытных людей в результатах их производственной деятельности, отсутствие реальных средств, обеспечивавших постоянный успех охоты, рыбной ловли и иных трудовых действий, и были основной причиной, побуждавшей людей той эпохи к использованию иллюзорных, мнимых средств практического воздействия.

Такое понимание причин, рождавших магию, подтверждается интересными исследованиями английского этнографа Бронислава Малиновского. Изучая быт жителей Тробриандовых островов (Меланезия), Малиновский попытался проанализировать, какие именно виды трудовых действий у них всегда сопровождаются магией. Оказалось, что магия необходимо предваряет и сопровождает те виды трудовой деятельности обитателей этих островов, где присутствует неуверенность в результатах человеческих действий, где большую роль играет случай, где охотника или рыболова подстерегает опасность. Например, рыбная ловля в безопасной лагуне не сопровождается у островитян магическим ритуалом. И, напротив, рыбная ловля в открытом море, в особенности полная опасностей охота на акул обязательно предваряется магическими обрядами. В сфере земледелия – подобное же разделение. Выращивание культур (ямса и таро), требующее больших усилий и не всегда дающее ощутимый результат, сопровождается магией. Некоторые другие виды земледелия, более простые и более эффективные, не имеют магического сопровождения (культивирование кокосовых пальм, бананов, манго и хлебного дерева). Постройка каноэ, от которых зависит подчас жизнь рыболовов, связана со сложными магическими обрядами. Постройка же домов, резьба по дереву лишены магического сопровождения [10, с.14, 115—116].На основании этих фактов Б. Малиновский пришел к следующему выводу: «Мы находим магисю там, где присутствуют элементы случая, удачи, а также весьма широко распространены эмоциональные колебания между надеждой и страхом» , там же, где техника проста и надёжна, где применяются испытанные рациональные методы, там нет места для магии.