Валентина Спирина - Девять жизней. Осень. Лучшее

Рассмотри это, пожалуй, как игру,
В которой правила просты, но их придумал кто-то и забыл:
Новые! Строчи! Перепиши!
От руки! На чистовик, не взирая на помарки-перечеркнутости.
И попробуй не ходить кругами возле
Рухнувших, осыпанных цветами-прошлого могил.
Камни-сердца-недоговорённости – договори! Если не услышали-
С миром и добром – прости!

Рассмотри! Вникай! Ни в коем случае Не исправляй в чужом глазу и действий-щепки!
Это их! Чемодан идущего с тобою рядом – неподъёмен,
Хоть и кажется со стороны – попутным ветром.
Не смотри по обе стороны творящих лиц – только внутрь себя,
Ни к чему налево и направо
Раздавать советов-тривиальных-оголтелые отметки.
Рассмотри это, пожалуй, как прогулку в тёмном и заросшем парке с фонарем,
Одним-единственным, тянущим к свету.

Если летишь с горы – в пропасть-яму-жизни, подожди – не дави на тормоз,
Наслаждайся полётом, крепко вцепившись в штурвал-корабля-тебя
Ведь, возможно, там-внизу-ждёт желаний-собственноручный-космос,
Ведь, возможно, там-расцветающий май в середине ошалелого октября.

Не пускайся в адский паники-пляс, по инерции глупо кружась тревогами,
Не всегда тропинка для сердца пряма, усыпана гравием и покошена.
Ведь для счастья придуманы повороты, туманы, линии судеб, усыпанные дорогами
И весенние люди зимой, на первый взгляд как будто непрошенные.

Падаешь? Красота! Кругом свобода и своеволие! Для тебя этот вихрь разноцветом закружен:
Кто из ямы вытащил сам себя – впредь только в гору карабкается упрямо,
Не взирая на смех-тоски и ошмётки грязи-зависти от полувысохших луж,
Тот теперь в главной роли головокружительного кино, идущего без рекламы.

А я вижу намного больше, чем мне показывают.
Делю реальность на мелочи-важные. Самые главные фразы
Неба-ветра-деревьев-шума поставлю в себя печатью,
Ловлю ритм-мира этого, не ограничат мой сон кроватью.

Я здесь и везде. Одновременно. Ногами пол упираю, но летаю без контроля-ума.
Заволокло. Задело. Теперь не могу иначе. Чаша-любви-вдохновения доверху мной полна.
Потоков-голоса-бесконечно. Сижу, бегу, брожу и перевариваю,
Пишу для себя пером-из синей птицы, опровергая банальность сотнями рук-сделанного сценария.

А я вижу намного больше. Поверх крыш. Сквозь тела-бродячих-фонарных улиц-скошенных.
Я вижу через. Когда хорошо. И когда слишком. Бывает и чересчур плоше.
Глаза расскажут. А если мечутся из стороны в сторону, не пресекая совестью,
Я отойду. Оторву от себя что-то пригожее. Отдам главу-доброты для финала их малоприятной повести.

Шёл я по улицам-любопытным,
Которым ревел в душу.
Молча-сгорбленно-полушутя как будто и спотыкаясь,
Нет. Не пьяный. А просто-наверно себедочертаненужный.
Нет. Не голодоморный, не сытый. При этом идущий по краю.

Шёл заметно. Дышал вполкрика. Волок за собой мысли-гранитные,
Переворачивал дни доипосле, картину мазками-пальцами красил.
Да. Для брошенных фраз-костей твоих не найдутся больше орбиты.
Да. Для страсти-любви-моей не найдётся больше изысканных масел.

Шёл мимо лиц-парами-вытанцовывающих свой мир-добезумства,
Полька, вальс, канкан, этюд или танго… Всё зависело лишь от обстоятельств,
Мне до музы остался шаг и непостижимая сила искусства
Завуалирует черными нитями-обещаний волну камне-предательств.

Шёл. И вижу: кафешка сияет. А в кафешке люди-приглядные.
Думаю, дай зайду. Щёлкну пальцами. И вуаля. Появится до моих желаний знаток.
Решено. Захожу. Все такие субботне-нарядные,
Аж пересохло во рту. Ну а в груди чайник-тревог переполнился, вылив за шиворот кипяток.

Вот он. Блестящий – выглаженный. Смотрит усталым взглядом улыбкотронутого официанта.
«Что вам? Изволите? Сударь?» Ну и комедия, словно я где-то совсем не в себе.
Что мне? Давайте вина – пару хлёстких фраз Зигмунда Фрейда. А на закусь – милого Канта,
Так мне приспичило. Но данный ответ нашёл своё место в полке-темно-выношенной тишине.