Александр Шевченко - Волчий бег. Часть 2

из далекой родной стороны.

И бродяжьей тоскою дорог,

отзовись в перезвоне струны.

Я, конечно, тебе подпою

пересохшим дыханьем своим,

ведь люблю очень песню твою,

хоть никем сам, увы, не любим.

Одинок я, как сорванный лист,

в даль летящий осенней порой.

Путь мой в жизни довольно бугрист,

да и ямы за каждой горой.

Все равно не грущу, веселюсь,

наслаждаясь прохладой ночной,

и совсем утонуть не боюсь

в женской страсти безумно-шальной.

Я меняю места словно дни,

оставляя там сердца тепло,

и во мне оставляют они

все, что было, что жгло и влекло…

Так повей же, повей, ветерок,

из далекой родной стороны.

Я бродяжьей тоскою продрог,

я устал, я хочу тишины.

***

Я заболел, как -будто заболел

иль, может быть, внушил себе все это…

Но вот опять, вы видите, он сел

на край кривого в стельку табурета,

безумный взгляд вонзил в мои глаза

и засмеялся леденящим смехом.

– Ты кто? – кричу, а за окном гроза.

Вдруг слышу хрип, – Твоим рожден я грехом-

О боже мой! Неужто грешен я?

Неужто я подобной мрази близок?

Смеется гад, похожий на меня,

– Я твоей жизни вымышленный призрак.

А жизнь твоя одна сплошная муть,

мое лицо – лишь капля этой доли.

Ты славы в блате захотел глотнуть,

Так пей ее теперь вдали от воли.

И потому-то ты сидишь один,

тебе не место средь веселья мая,

где ярких юбок пламенный сатин

трепещет, бедра женщин обнимая.

Теперь ты мой, и я уж подскажу,

чтоб наказали плоть твою построже —.

– Молчи, подлец! – от ярости дрожу

и размахнувшись бью его по роже.

Он замолчал, закрыл свои глаза,

стал исчезать с каким-то жутким смехом.

– Постой- кричу, а за окном гроза

танцует пляску зла в обнимку с грехом.

***

Вы так хотели, так хотели вновь

испить шальную страсть не идиота,

кто свято верит в пылкую любовь

и в чистые сознания патриота.

Не состоял он ни в одной из групп

передовых партийных увлечений,

но с вами был совсем, совсем не груб,

хоть загрубел от прошлых приключений.

Без всяких партий он умел нести

с достоинством мужскую честь скитальца.

А вам супруга надо обрести

и чтоб с кольцом на безымянном пальце.

Вокруг их много: разных, холостых,

труда героев, приверженцев славы.

Они сквозь блеск вещичек золотых

не разглядят изжеванность шалавы.

А вы зачем-то плакали тогда

и умоляли, чтобы он остался…

Прости. Но я ведь не герой труда

и на «доске почета» не болтался.

***

Мы снова вместе, хоть пока в мечтах,

И беды, что нас ждут, ушли в былое.

И ты, и я уже в иных местах,

Где только лишь любимое, родное…

А может быть, нечаянно я сплю

И вижу это счастье лишь мгновенье?

Пусть так, и эту муку я стерплю,

Хоть и жестоко мыслей дуновенье.

Суровый бред, а жизнь еще сложней

Во всех своих непрошенных подножках.

Но как понять, что здесь для нас важней

На не заросших от ходьбы дорожках?

Остаться тем, кем был я – вот предел

Моих тоской изжеванных желаний.

Пока я вдалеке от громких дел.

Пока я пленник призрачных скитаний.

***

Сердце моё стучи,

Грей надеждою кровь,

Мысль моя не молчи,

Сегодня встретил любовь.

Говорить не могу,

Хоть давно мы с тобой

Здесь лежим на стогу,

Слышишь, глаза открой.

Ну, скажи что-нибудь,

Милая, тишь вокруг.

Ты посмелее будь,

Не бойся моих рук.

Обниму я тебя

Дикой страстью своей,

И в ответ ты, любя,

Назовешься моей.

Что потупила взгляд,

Стыд оставь другим.

А рядом деревья молчат,

Мы с тобою молчим.

Вот теперь ты моя,

Вкус медовый твой

Жадно пробовал я,

Прости, что быстрый такой.

Прости, дорогая, меня,

Что женщиной стала ты,

Что юность, сюда заманя,

Сорвала твои цветы.

Запомни же эту ночь,

Грусть в сердце, храня.

Я знаю, родиться дочь,

Похожая на меня.

***

Тридцать грешных лет спустя,

Прошлое своё простя,

Я приехал в город, где крестился.

Здесь, видать, моя судьба.

Так гуляй же, голытьба!

С холостяцкой жизнью я простился.

Разница в шестнадцать лет,

Надо же: какой дуэт.

Привалило счастье оборванцу.

Так живи и не тужи,

Прочь – иные миражи.

Закружились мы в семейном танце.

Вскоре дочка родилась

И Марией назвалась,

Черноглазый смуглый дьяволенок.

Испытанье для семьи

– От «семи» и до «семи»

Плачь и запах сохнущих пеленок.

Я жену увез в Кандры,

В место, но не у Куры,