Вадим Бурлак - Петербург таинственный . История. Легенды. Предания

Характерна острота кавказского героя А. П. Ермолова по поводу острого языка Меншикова.

Случилось им встретиться во дворце. Князь стоял перед зеркалом и рассматривал свой подбородок.

К нему подошел Ермолов и спросил:

— Что это ты так пристально разглядываешь?

— Да вот боюсь, не очень ли длинна моя борода, — ответил Меншиков, проведя рукою по подбородку, дня два не бритому.

— Господи, батюшка, нашел чего бояться!.. Высунь язык да и побрейся!

Действительно, Александр Сергеевич кого угодно мог «резать языком, как бритвой».

Князь Меншиков, защитник Севастополя, принадлежал к числу самых ловких остряков нашего времени. Как Гомер, как Иппократ, он сделался собирательным представителем всех удачных острот. Жаль, если никто из приближенных не собрал его острот, потому что они могли бы составить карманную скандальную историю нашего времени. Шутки его не раз навлекали на него гнев Николая и других членов императорской фамилии. Вот одна из таких.

В день бракосочетания императора Николая I в числе торжеств назначен был и парадный развод в Михайловском. По совершении обряда все военные чины одевали верхнюю одежду, чтобы ехать в манеж.

— Странное дело, — сказал кому-то князь Меншиков, — не успели обвенчаться и уже думают о разводе.

Кукольник Н. В. Анекдоты // Отдел рукописей Института русской литературы, ф. 371, № 73.

Однажды Ментиков, разговаривая с государем и видя проходящего Канкрина, сказал:

— Фокусник идет.

— Какой фокусник? — спросил государь. — Это министр финансов.

— Фокусник, — продолжал Меншиков. — Он держит в правой руке золото, в левой — платину: дунет в правую — ассигнации, плюнет в левую — облигации.

В 1848 году государь, разговаривая о том, что на Кавказе остаются семь разбойничьих аулов, которые для безопасности нашей было бы необходимо разорить, спрашивал:

— Кого бы для этого послать на Кавказ?

— Если нужно разорить, — сказал Меншиков, — то лучше всего послать графа Киселева: после государственных крестьян семь аулов разорить ему ничего не стоит!

Исторические рассказы и анекдоты из жизни русских государей и замечательных людей XVIII и XIX столетий. Спб., 1885.

Князь Меншиков, пользуясь удобствами железной дороги, часто по делам своим ездил в Москву. Назначение генерал-губернатором, а потом и действия Закревского в Москве привели Белокаменную в ужас.

Возвратясь оттуда, князь Меншиков повстречался с графом Киселевым.

— Что нового? — спросил Киселев.

— Уж не спрашивай! Бедная Москва в осадном положении.

Киселев проболтался, и ответ Меншикова дошел до Николая. Государь рассердился.

— Что ты там соврал Киселеву про Москву? — спросил у Меншикова государь гневно.

— Ничего, кажется…

— Как ничего! В каком же это осадном положении ты нашел Москву?

— Ах, господи! Киселев глух и вечно недослышит. Я сказал, что Москва находится не в осадном, а в досадном положении.

Государь махнул рукой и ушел.

В 1834 году одному важному лицу подарена была трость, украшенная бриллиантами.

— А я бы, — сказал Меншиков, — дал ему сто палок!

Федор Павлович Вронченко, достигший чина действительного тайного советника и должности товарища министра финансов, был вместе с этим, несмотря на свою некрасивую наружность, большой волокита: гуляя по Невскому и другим смежным улицам, он подглядывал под шляпку каждой встречной даме, заговаривал, и если незнакомки позволяли, охотно провожал их до дома.

Когда Вронченко, по отъезде графа Канкрина за границу, вступил в управление министерством финансов и сделан был членом Государственного совета, князь Меншиков рассказывал:

— Шел я по Мещанской и вижу — все окна в нижних этажах домов освещены и у всех ворот множество особ женского пола. Сколько я ни ломал головы, никак не мог отгадать причины иллюминации, тем более что тогда не было никакого случая, который мог бы подать повод к народному празднику. Подойдя к одной особе, я спросил ее:

— Скажи, милая, отчего сегодня иллюминация?

— Мы радуемся, — отвечала она, — повышению Федора Павловича.

Граф Канкрин в свободные минуты любил играть на скрипке, и играл очень дурно. По вечерам, перед тем временем, когда подавали огни, домашние его всегда слышали, что он пилил на своей скрипке.

В 1843 году Лист восхищал петербургскую публику игрой на фортепьяно. Государь после первого концерта спросил Меншикова, понравился ли ему Лист?