Вадим Бурлак - Петербург таинственный . История. Легенды. Предания

Шевляков М. В. Исторические лица в анекдотах.

Спб., 1900.

На другой день после возмущения 14 декабря один из заслуженных и очень уважаемых императором Николаем генералов явился во дворец в полной парадной форме, сопровождаемый молодым офицером, который без эполет и без шпаги шел за ним с поникшей головой. Генерал просил доложить Его Величеству, что привел одного из участников вчерашних печальных событий. Его тотчас пригласили в кабинет.

— Государь, — сказал генерал, едва удерживая слезы, — вот один из несчастных, замешанный в преступный заговор. Предаю его заслуженному наказанию и отрекаюсь признавать его отныне своим сыном.

Тронутый таким самоотвержением и доказательством преданности, император отвечал:

— Генерал, ваш сын еще очень молод и успеет исправиться… Не открывайте передо мной его вины. Я не желаю ее знать и предоставляю вам самим наказать его.

Поэт Тютчев говорил: «Русская история до Петра Великого сплошная панихида, а после Петра Великого — одно уголовное дело».

Однажды осенью, сообщая, что светский Петербург очень еще безлюден, Тютчев пишет: «Вернувшиеся из-за границы почти так же редки и малоосязаемы, как выходцы с того света, и, признаюсь, нельзя по совести обвинять тех, кто не возвращается, так как хотелось бы быть в их числе».

Во время предсмертной болезни Тютчева император Александр И, до тех пор никогда не бывавший у Тютчевых, пожелал навестить поэта. Когда об этом сказали Тютчеву, он заметил, что это приводит его в большое смущение, так как будет крайне неделикатно, если он не умрет на другой же день после царского посещения.

Тютчевиана. Эпиграфы, афоризмы, остроты Ф. И. Тютчева. М., 1922.

При лейб-уланском полку, которым командовал великий князь Константин Павлович, состоял ветеринар по фамилии Тортус, прекрасно знавший свое дело, но горчайший пьяница. Тортус разыгрывал в полку роль Диогена и своим ломаным русским языком говорил правду в лицо всем, даже великому князю, называя всех на «ты». Константин Павлович очень любил Тортуса и никогда не сердился на его грубые ответы и выходки.

Однажды, во время похода, великий князь, приехав на бивуак, спросил Тортуса, хорошо ли ему при полку?

— В твоем полку нет толку! — отвечал старик и, махнув рукой, ушел без дальнейших объяснений.

Раз великий князь постращал за что-то Тортуса палками.

— Будешь бить коновала палками, так станешь ездить на палочке, — заметил хладнокровно Тортус.

В другой раз великий князь похвалил его за удачную операцию над хромою лошадью.

— Поменьше хвали, да получше корми, — угрюмо отвечал старик.

Великий князь рассмеялся, велел Тортусу придти к себе, накормил его досыта и сам напоил допьяна.

Воспоминания Ф. Булгарина. Спб., 1874.

Великий князь Константин Павлович писал до такой степени дурно и неразборчиво, что иногда писем его нельзя было прочитать. А. П. Ермолов, находившийся в постоянной переписке с ним, часто говорил ему об этом. Раз, они не виделись четыре месяца, и в течение этого времени Ермолов получил от великого князя несколько писем. При свидании великий князь спросил его:

— Ну что, ты разобрал мои письма?

Ермолов отвечал, что в иных местах попытка удалась, а в других нужно было совершенно отказаться от нее.

— Так принеси их, я прочту тебе, — сказал великий князь.

Ермолов принес письма; но великий князь, как ни старался, сам не мот разобрать того, что написал.

Воспоминания Ф. Булгарина. Спб., 1874.

Светлейший князь Александр Сергеевич Меншиков, родной правнук того знаменитого при Петре Великом Александра Даниловича Меншикова, которому отведено обширное место в истории, являлся выдающимся государственным деятелем в царствование императора Александра I и Николая Павловича. Занимая должность начальника края в Финляндии, он в сильнейшей степени способствовал обрусению его населения; будучи морским министром, князь проявил много полезной административной энергии, а во время крымской кампании в 1855 году он был назначен главнокомандующим морских и сухопутных войск.

Отличительною чертою характера этого государственного человека было остроумие, которое не покидало его ни в какие минуты жизни. Среди русских остряков он занимает первенствующее место. Его каламбуры, из которых многие еще до сих пор не могут по некоторым обстоятельствам появиться в печати, в свое время облетели с быстротою молнии не только столицу, но, пожалуй, и всю Россию. Хотя, впрочем, нельзя не оговориться, что немало было таких острот, в особенности политических, которые несправедливо ему приписывались. Но князь пользовался такою популярностью острослова, что никто не мог себе представить что-нибудь меткое, смелое, колкое, принадлежащее другому лицу. Александр Сергеевич пользовался большим вниманием императора Николая Павловича, умевшего ценить остряков и любившего их.