Александра Любарская - Калевала

— Хорошо, поверю твоему слову. Покажу тебе дорогу на родину. Только уж дочери моей, моего весеннего цветочка, моей веселой птички, тебе не видать. За того отдам я ее замуж, кто выкует мне Сампо.

Вывела старая Лоухи из конюшни резвого коня, запрягла его в сани и говорит Вяйнемейнену:

— Слушай, что скажу тебе, — пока не доедешь до дому, не поднимай головы, не гляди на небо, а не то беда случится.

Взмахнул Вяйнемейнен кнутом и понеслись сани по дороге.

Из туманной Похъёлы, из суровой Сариолы домой, в родные края, едет старый, мудрый Вяйнемейнен.

пешит, торопится старый, мудрый Вяйнемейнен в родную Калевалу.

Звенит дорога под копытами коня, скрипят быстрые полозья, трещит на морозе сухая дуга.

И вдруг слышит Вяйнемейнен — что-то зажужжало у него над головой. Забыл он, о чем говорила ему старуха Лоухи, и поднял голову.

Смотрит вверх — и глаз отвести не может. На небесной радуге, на семицветной дуге сидит красавица Похъёлы и прядет пряжу. Словно птица, летает в ее легких руках серебряный челнок, без конца тянется золотая нитка в ее проворных пальцах.

Остановил Вяйнемейнен коня и говорит красавице:

— Не скучно тебе, украшение земли и неба, сидеть здесь одной? Сойди лучше вниз, садись в мои сани, и повезу я тебя к себе на родину. Будешь ты в моем доме хозяйкой, будешь печь медовый хлеб и варить пенистое пиво, будешь петь у окна звонкие песни, веселиться на полях Калевалы.

А красавица творит ему в ответ:

— Спрашивала я у веселого дрозда, спрашивала у сизокрылой синицы, как лучше мне прожить на свете: у отца ли с матерью — любимой дочкой или у мужа — послушной женой? И ответил мне веселый дрозд, просвистела сизокрылая синица: «Тепло греет солнце, а родительская любовь еще теплее. Промерзает на морозе железо, а жене в мужнином доме еще холоднее. При отце с матерью девушка — точно ягодка в поле, а жена при муже — точно собака на привязи».

— Пустые это песни, глупые это слова, — отвечает ей Вяйнемейнен. — У девушки ум, что у малого ребенка. Только жен чтут и уважают герои. Садись-ка в мои сани, красавица. Не худший я из женихов, не последний из богатырей.

Отвечает ему красавица Похъёлы:

— Не знаю я, чем ты славен, не слыхала я о твоих подвигах. Вот если разрежешь волос тупым ножом, тогда назову тебя героем, тогда стану твоей женой.

Недолго думая, вырвал старый Вяйнемейнен волосок из своей бороды, достал нож и тупой стороной разрезал волос надвое.

А красавица ему говорит:

— До тех пор не сяду я к тебе в сани, пока не вырежешь мне изо льда спицы, да так, чтобы ни одна крошка льда не обломилась.

Всё сделал Вяйнемейнен, как хотела красавица. Острым лезвием вырезал он изо льда тонкие спицы. И уж такие гладкие, будто выточены из кости! И ни одного кусочка льда не упало, пока вырезывал их Вяйнемейнен.

А красавица опять говорит:

— Разрезать волос даже ребенок сумеет. И спицы сделать тоже нехитрое дело. Только за того выйду я замуж, кто сколотит мне из обломков веретенца лодку. Только того назову героем, кто спустит лодку на воду, не дотронувшись до нее рукой, не толкнув коленом, не сдвинув плечом.

— Ну, лодку построить — это дело как раз по мне, — отвечает Вяйнемейнен.

Взял он кусочки сломанного веретенца и на каменной горе принялся вытесывать доски.

Работает он день, трудится другой, и ни разу не изменил ему глаз, не дрогнула рука.

На третий день услышал злой Хийси стук топора.

Разгневался Хийси, что кто-то потревожил его, и решил проучить дерзкого.

Вот взмахнул Вяйнемейнен топором, хочет по дереву ударить, а Хийси схватился за топорище и прямо на скалу направил лезвие.

Отскочил топор от крепкого камня и с размаху рассек бедному Вяйнемейнену колено.

Бурным ручьем хлынула кровь из глубокой раны.

— Глупый, неразумный топор! — говорит Вяйнемейнен. — Зачем же ты меня поранил? Верно, показалось тебе, что ты рубишь дикие сосны, или, может быть, подумал ты, что воюешь с косматой елью, или померещилось тебе, что валишь крепкие березы, когда ударил ты меня по колену, острым лезвием перебил мне жилы?

Прикладывает он к ране и травы, и лишайники, и болотные мхи — нет, не унимается грозный поток. С шумом сбегает непокорная кровь на землю, заливает цветы на полянах, растекается прудами на лугах.