Миранда Олдхаус-Грин - Кельтские мифы

Рис. 73. Котел (один из пары) для подношений духам, найден в озере возле Ллин Ваур, около 700 года до н. э.

Очень заманчиво интерпретировать сцену, изображенную на Гундеструпском котле, как аналог эпизода возрождения мертвых из «Мабиноги». Если это правильно, то пешие воины могут представлять собой погибших воинов, выстраивающихся в очередь для воскрешения в магическом котле регенерации, а оживленные оказываются в более высоком статусе всадников. Рогатая змея может быть помощником шамана, состоящим из двух душ, чья смешанная форма символизирует способность проводить другие души между мирами. Кажется, что пешие воины в нижнем регистре закрывают глаза, как при смерти, тогда как глаза всадников открыты.

В том доме было семь дверей, и вели к ним семь дорог. Внутри было семь очагов, и стояло там семь котлов, и в каждом варилась соленая говядина и свинина. Каждый, кто входил в палату, брал в руку вилку и опускал ее в котел [80].

Ирландская «Книга вторжений» описывает, как божественная раса, Племена богини Дану, была вытеснена следующей волной захватчиков – гойделами, или кельтами. Племена богини Дану не исчезли из Ирландии полностью, но покинули мир людей, чтобы заселить потусторонний мир, устроив дома в курганах и холмах-сидах, под землей. Поэтому в потустороннем мире было много богов и много центров (бруиденов), и у каждого из богов проходили пиры. Эти дома отличались роскошью и гостеприимством, там мертвые могли есть и пить днями и ночами напролет, рекой текли алкогольные напитки, не иссякали запасы свинины, потому что каждый день убитых свиней воскрешали, убивали и жарили заново.

Рис. 74. Неолитическая погребальная камера в Тинкинсвуде; вероятно, ранние кельты Уэльса считали ее местом обитания духов Южного Глэморгана (Южный Уэльс)

Важное послание мифов – вера в то, что со смертью все не кончается, в загробную жизнь, которая вбирает в себя все хорошее, что есть на земле. Некоторые погребальные практики железного века в Британии и на близлежащих территориях континента демонстрируют важность пиров в ритуале прощания с умершими. Этот ритуал не является универсальным для всех географических областей, но встречается практически постоянно. Он подразумевает помпезную церемонию и совместную трапезу, однако предназначен только для богатых и влиятельных людей.

Так зачем же на самом деле устраивали такие грандиозные пиры на прощание? Являются ли еда, напитки и остатки разнообразного мяса в захоронениях утешением для скорбящих, которые вкушали «от похоронных пирогов» [82]в память о покойнике? Или это материальное свидетельство пиршества смерти имеет более глубокое значение с точки зрения веры в загробную жизнь? Предполагали ли участники похоронной трапезы, что на ней присутствуют не только люди, но и боги? Считалось ли предоставление еды и питья необходимым для того, чтобы мертвого человека приняли в Счастливый потусторонний мир? Помещение еды в могилы, вероятно, несет в себе много смыслов, но прежде всего оно служит, с одной стороны, подтверждением твердой веры в загробную жизнь, а с другой – признанием необходимости умиротворения духовных хранителей иного мира.

Два римских писателя – Элиан и Силий Италик – писали о любопытном обряде, который практиковали кельтиберы северо-востока Испании. Тела благородных воинов, убитых в бою, подвергали экскарнации: их оставляли на открытом воздухе, чтобы плоть их была съедена птицами-падальщиками. Считалось, что такие птицы были священными для бога небес и с их помощью души доблестных будут вознесены в его чертоги.