Эдит Гамильтон - Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

Поэма Вергилия завершается гибелью Турна. Энею, как читателю ясно дает понять автор, предстоит жениться на Лавинии и стать «зачинателем племени римлян», которому, по словам Вергилия, надлежит оставить такие области, как науки и искусство, на откуп другим и всегда помнить о своем высшем предназначении — научиться «народами править державно», «налагать условия мира, милость покорным являть и смирять войною надменных».

История Атрея и его потомков важна прежде всего потому, что на ее основе поэт V в. до н. э. Эсхил создал свою великую трилогию «Орестея», включающую трагедии «Агамемнон», «Хоэфоры» и «Эвмениды». В греческой драматургии соперничать с ними могут лишь четыре трагедии Софокла об Эдипе и его детях. Пиндар в начале V в. до н. э. подверг критике традиционную версию архаического мифа о пире, устроенном Танталом для богов, сочтя ее неправдоподобной. Наказание Тантала упоминается часто, но впервые оно описано в «Одиссее», поэтому данный эпизод я беру оттуда. Истории Амфиона и Ниобы взяты у Овидия, поскольку он единственный приводит их полностью. По той же причине за сюжетом о победе Пелопа в гонке на колесницах я обращаюсь к Аполлодору [274] Имеется в виду так называемый Псевдо-Аполлодор. — Прим. ред. , писателю I или II в. н. э., у которого из всех дошедших до нас источников представлен самый подробный рассказ об этом событии. Преступления Атрея и Фиеста, равно как и их последствия, приводятся по «Орестее» Эсхила.

Царский дом Атрея — один из самых знаменитых в древнегреческой мифологии. К нему принадлежал Агамемнон, возглавивший поход греков на Трою. Его супруга Клитемнестра и трое детей — Ифигения, Орест и Электра — прославились не меньше, чем он сам. Брат Агамемнона Менелай был мужем Елены, из-за которой разгорелась Троянская война.

Могущественный этот род преследовали несчастья, и главной причиной всех бед считался его основатель — лидийский царь Тантал, сурово наказанный за свое чудовищное злодеяние. Однако понесенным возмездием дело не кончилось. Порожденное Танталом зло не погибло вместе с ним. Потомки царя тоже совершали страшные преступления и получали за них заслуженную кару. Над всем родом словно тяготело проклятье, заставлявшее мужчин против собственной воли творить зло, обрекая на страдания и гибель всех — и виновных, и невиновных.

Тантал был сыном Зевса. Боги чтили его больше всех остальных смертных сыновей Громовержца и приглашали на свои пиры, где угощали нектаром и амброзией, которую, кроме него, вкушали только небожители. Более того, они принимали ответные приглашения и снисходили до пиров у него во дворце. Тантал же отплатил за эту благосклонность злодеянием настолько немыслимым, что ни один поэт даже не пытался найти объяснение его поступку. Царь убил своего единственного сына Пелопа, сварил в большом котле и подал богам на пиршественный стол. Судя по всему, им овладела такая жгучая зависть и ненависть к богам, что в стремлении выставить их людоедами он не пожалел собственного сына. Возможно, он хотел самым отвратительным и скандальным способом показать, как легко провести грозных олимпийцев, перед которыми все преклоняются и благоговеют. В своей непомерной заносчивости и презрении к богам он даже представить себе не мог, что его гости догадаются, чем их потчуют.

Он просчитался. Олимпийцы знали все. Отвергнув угощение, они напустились на устроителя этого жуткого пира. Его нужно наказать так, решили они, чтобы впредь ни один человек, узнав о постигшей этого святотатца каре, даже думать не смел оскорбить богов. И они обрекли его на вечные муки в преисподней. Стоя по горло в воде, Тантал не мог утолить невыносимую жажду, потому что, едва он наклонял голову, вода тотчас уходила, а когда выпрямлялся, прибывала снова. Над ним низко висели ветви, усыпанные сочными плодами — грушами, гранатами, румяными яблоками, сладким инжиром, но, только Тантал протягивал руку, ветер поднимал ветви высоко вверх, не позволяя даже прикоснуться к ним. Танталу суждено было до скончания веков страдать от жгучей жажды и нестерпимого голода в окружении недосягаемого изобилия.