Геннадий Мурзин: Сказания новой Руси. Рассказы, сказки, памфлеты, эссе

Сережка уклончиво ответил:

– Кое-что даже видел… на телеэкране, – отпив из рюмки заморского напитка, добавил. – Слышал, что на Кутузовском хоромами обзавелся.

Вновь последовал громкий хохот. Дениску явно забавляла наивность прежнего дружка.

– Устаревшая информация, – сказал он, ковыряясь в тарелке с устрицами. – В Подмосковье (в сторону Завидово) десять га земли купил, теремок в три этажа построил, парк посадил, забором кирпичным обнес. Мой дом – моя крепость!

Больше они не встречались. Сережка теперь питается лишь газетной информацией. С год назад промелькнуло сообщение, что на Оноприенко, рядом с его офисом, совершено нападение. Отделался царапинами, а вот один из охранников был смертельно ранен.

Два месяца спустя, вновь газетная сенсация: в головной офис Оноприенко нагрянули люди в масках, всю челядь – харями в пол. Что-то искали. Видимо, нашли. Потому что самого Оноприенко задержали и увезли в «Матросскую тишину» 2 2 Известный в Москве следственный изолятор. . Судя по информации, инкриминируют преступления – не только экономические (сокрытие доходов от налогообложения), а и уголовные (пишут, что заказал кого-то из конкурентов). Прокуроры грозятся большим сроком – от десяти и до двадцати лет. Собственность опечатали, на все счета, в том числе и в зарубежных банках, наложен арест.

Сережка не злорадствует, но и не горюет. Всяк идет своей дорогой. Его, доктора наук и профессора Савиных, дорога хоть и в колдобинах, мало обустроенная, но прямая и безопасная. А что еще-то надо честному человеку?

Может, это и есть торжество справедливости?

Тихон Сокольников – номенклатура. Не та, что в прежние времена, а все же… Его судьба всецело в руках чиновного люда, а этот «люд», если что не по нему, может «задвинуть» туда, где Макар телят не пас. Однако ж, если угодишь и хорошо подфартишь, то и двинет вверх, либо устроит на «хлебное» местечко, а это куда предпочтительнее. Пока что Тихону везет. Везет в том смысле, что обходится без проколов, поэтому его, зарекомендовавшего себя на одном месте, передвигают на другое. При этом называют новатором, говорят, что Сокольников везде бывает на своем месте, чувствует себя, как щука в речке, где пескарей видимо-невидимо.

Сейчас Тихон – директор муниципальной гостиницы. А два года назад управлял ЖЭУ, еще раньше – сапожной мастерской, работавшей исключительно на богадельни, то есть на дома престарелых, где и поднаторел по части оказания сервисных услуг населению.

…Утро. Тихон сидит в своем кабинете и скучающе глядит в окно, где по главному проспекту веселый и суетливый народ шастает: туда-сюда, туда-сюда. Народ свободен, потому и неугомонен. А он? Как каторжный. Не уйдешь никуда. Его подопечные нуждаются в неусыпном надзоре.

Тихон фыркает и зло сплевывает себе под ноги.

– Сволочи!

Крепенько так он часто выражается. По адресу? Не трудно догадаться. При Горбачеве, в самый закат перестройки (тогда он управлял банно-прачечным комбинатом) не раз вызывали в райком партии, укоряли: нельзя, мол, по адресу банщиц соленые словечки отпускать, они, мол, как бы тоже люди. Тихон, конечно, кивал, соглашаясь со всем, но, вернувшись в собственную «епархию», напрочь об укорах забывал. В райкоме его любили: за соглашательство…

Задребезжал на столе телефон. Потянувшись, Тихон лениво поднял трубку, приложил к уху и, нехотя, буркнул:

– У телефона! – узнав, кто звонит, преобразился. Сокольников даже угодливо оторвал от кресла свою разжиревшую задницу. – Очень-очень приятно… Ну, как же!.. Ну, что вы!.. Да ваш голосочек и сквозь сон расслышу… Да… Какие могут быть шутки!.. Он?.. Как его самочувствие?.. А жена?.. А дети?.. Всем кланяюсь… Как это?.. Даже так?.. По вопросу?.. По-нят-но, – тревожно произнес по слогам Тихон. – На месте, так на месте… Привыкший… Может, все-таки, Дашенька, скажете?.. Хорошо-хорошо… Буду… Минута в минуту…

И вот Сокольников в приемной. Двадцать минут сидит. Сидит, ёрзает тревожно на стуле, бросает взгляды на ту самую Дашеньку, что звонила час назад. Дашенька будто забыла про его существование: либо роется в кипах бумаг, либо звонит кому-то. Тихону бы спросить, когда дойдет очередь и до него, а не решается. Сам себя мысленно останавливает: «Не лезь по перед батьки в пекло». Вот и сидит, не лезет. Знает: кошка скребет на свой хребет. В томлении минуло еще двадцать минут, и лишь после этого перед ним раскрылись двери начальственного кабинета. Согнув спину, Тихон вошел. А иначе нельзя: гордая осанка здесь не поощряется.