Ян Горский - Тривиа. История жизни Иоанна Крестителя

Возможно, все бы так и продолжалось, однако разговор с матерью изменил жизнь молодого человека бесповоротно.

– А посуду-то зачем? – спросил Аарон Иоанна, – заполняющего телегу вещами.

– А разве не стоит?

– Что ты, возьми только самое необходимое – у нас с Бейлой в хозяйстве есть все. А это что? – священник указал на деревянное ведро, накрытое женским потрепанным платком.

– Да там это… сандалии старые да ремни.

– Не стоит, оставь это! А тут что за мешок? – Аарон старался быть вежлив и деликатен с парнем, но в интонации то и дело проскальзывало давно уже позабытое Иоанном давление. После смерти отца юноша даже успел соскучиться по такому тону – Авдий-то был добрейшим стариком и никогда не позволял строгости, а Оким, если что шло не так, все шутил.

– Шкуры там… мама собирала, – последними словами Иоанн вмиг придал этим шкурам ощутимой ценности – ведь даже если бы это было что-то абсолютно ненужное, после такой ноты, Аарон просто не посмел бы отказать.

– Ладно, возьмем. Пергаменты непременно бери. Да и инструменты садовые, я приметил в сарае. Из вещей много не нужно, в Иерусалиме все есть. А это? – спросил он про сумку из верблюжьей кожи.

– Тут вещи отца, это я точно возьму.

– Хорошо. Что вы с этим Авдием решили?

– Он хотел, чтобы я продал ему дом – старший сын уже обзавелся первенцем и хочет жить отдельно. Но я решил повременить пока.

– Правильно, успеешь, если что.

– Вещи я уберу в чулан, а что надо – оставлю. В общем, я им разрешил пользоваться домом. За три месяца Авдий уже заплатил, сказал, что на Шавуот 4 4 В иудаизме – праздник дарования евреям Торы на горе Синай при Исходе из Египта. будет в Иерусалиме и добавит еще.

– Может, ты ему и утварь какую продашь? Тебе пока без пользы.

– Посмотрим, вечером они с сыном зайдут.

Несмотря на внешнее спокойствие, Иоанн безусловно чувствовал боль от утраты матери. В душе была грусть, и каждая вещь наполняла его эмоциями, а в памяти одно за другим всплывали воспоминания. Аарон же, понимал, что чем быстрее Иоанн покинет родительский дом, тем быстрее его сердце обретет покой.

С вечера погрузив вещи в телегу, утром третьего дня они отправились в столицу. Путь был не близким, однако Аарон почти всю дорогу молчал. Иоанну оставалось лишь глядеть по сторонам, что его совершенно не удручало – дорогу он любил. Опыта путешествий почти не было, но зато жажда новых впечатлений, несомненно, обитала в нем. Он слышал, что где-то есть плодородная земля с цветущими полями и с холмами, заросшими зелеными высокими деревьями. Мама не раз рассказывала о том, какая там мягкая и черная, как ночь, почва. На ней можно выращивать цветы, названия которых Иоанн почему-то не запомнил, зато знал, что звучат они прекрасно и пахнут божественно. Маме как-то привезли луковицу из Малой Азии, но цветок зацвел лишь однажды, а потом высох, и сейчас Иоанн ехал в тряской телеге, пытаясь вспомнить его название.

Вскоре перед ними открылись просторы каменной пустыни, окунавшие в чувство бесконечной свободы – вольности, которая манит. Шаровидные кусты пустынной галлеты, мозаикой раскинувшиеся до самого горизонта, несмотря на свое однообразие, возбуждали в сердце смелость и даже решимость, стремление прорываться сквозь них, бросая вызов самому горизонту в жажде познать его секреты. Справа, неподвижной каменной змеей врезаясь вдаль, тянулся хребет возвышенностей, и казалось, ему нет конца. На запад уходила еще одна дорога, ведущая к гряде одиноко стоящих скалистых холмов, затушеванных до высоты в сто локтей темным, как грязь, песком и обросших кустами маквиса и гариги.

Вдоль пути пролегало устье практически высохшей реки, которая оживала лишь зимой, в период дождей. Теперь же водоем был лишен привлекательности и жизни. И лишь заросли прошлогоднего затхлого циперуса, гроздями свисающего то тут, то там, и десятки аистов, копошащихся в речном иле, напоминали о том, чем было это протяженное углубление, не тронутое ссохшимися кустами. О том, что неподалеку была река, свидетельствовали и все чаще сновавшие по дороге рептилии, вынуждавшие скакунов насторожиться, а то и вовсе притормозить.

Через несколько часов пути, устав от гнетущего зноя, они остановились на привал у каменного колодца. Вдали виднелся растянутый четками караван верблюдов. Судя по следам, еще недавно караван останавливался на этом самом месте, – в каменных корытах еще не успела испариться, не допитая кораблями пустыни вода. Наполнив ведро, Аарон в первую очередь пригласил испить юношу. Кони, устав ждать, когда хозяин добавит свежей, бросились допивать нагревшуюся в кормушках воду.