Карл Мунк - Один

«В жизни не видел таких надутых индюков!» – поразился Локи и, уже не обращая на переростка внимания, спросил у остальных:

– И что? От него какая-нибудь польза есть?

– А как же!

– Есть! Есть! – дружно кричали цверги, с любовью и страхом поглядывая на великана.

Распорядитель пояснил:

– Он – наш герой и слава. Поглядев на него, молодежь подземелий знает: чтобы быть таким, как он, надо много учиться, много работать и слушать, что говорят мудрейшие.

– Ну, – протянул ас, – с этим отлично справится и хорошая дубина. А вот кормить этого увальня, я полагаю, и в самом деле накладно? – и с этими словами Локи подхватил великана и сунул к себе в карман.

– Наглец! Я тебя одной левой! – разорался пойманный великан, пока Локи легонько не прижал трепыхающийся карман ладонью. Тут великан пискнул и притих.

– Перевоспитался, – удовлетворенный, Локи поставил горе-великана на пол пещеры. Тот, опозоренный со всех ног бросился обратно в свою норку.

Сказочник, видя, что его сказку уже никто не слушал, обиженно хрюкнул и умолк. Это в расчеты аса не входило. Он еще на шажок приблизился, подбодрив рассказчика:

– Ну-ну, так что там свалилось на гору?

– Не что, а кто, – все еще всхлипывая от обиды, поправил сказочник. – Другой великан, страшный Кун, вот! – и отвернулся, заложив руки за спину.

– Но ведь мы все ночь спать не будем, думая, что случилось с могучим цвергом Фиром.

Цверги игру приняли, закричав в десятки глоток:

– Просим! Сказку! Сказку! Просим! Обиженный, еще немного поломавшись под скандирование цвергов, вернулся на чурбачок.

– Так вот, а была у Фира жена, умница и немного фея. Ведь все женщины феи, не так ли? – сказочник бросил незаметный взгляд в сторону феи в мышиной шкурке: та смотрела благосклонно. И цверг, откашлявшись, продолжил свою историю.

«Интересно, – размышлял тем временем Локи: его в высшей степени мало занимала судьба всех великанов и всех их жен, – почему в этом мире каждый второй цверг кашляет? Верно, от вечной сырости». И с опаской покосился на влажные стены пещеры в буйных каплях, решив, что постарается пореже бывать в подземных городах. Кашель, словно треск сухих веток, то тут, то там отражался эхом. Да и цвет лиц у цвергов был землистый, нездоровый. «А ведь они тоскуют по внешнему миру, по солнцу, – мелькнула в голове у Локи догадка. – Потому и все их герои в прошлом жили на высоких холмах и горах. Интересно, ведь большинство из них никогда не покидали подземные пещерки, лишь некоторые из гномов не слепнут при дневном свете. Каким же им представляется солнце?»

Локи не любил бесполезных размышлений. И вопросов, на которые хотел бы знать ответ, на завтра не откладывал. Он тут же снова перебил злополучного сказочника, который теперь, словно выброшенная на берег рыба, хватал губами воздух от несносной наглости аса. Впрочем, и иные посматривали неодобрительно: ежегодный праздник, кажется, ас Локи решил испортить до конца. Цверги любили редкие праздники. Еще больше любили незатейливые рассказы о героях, цвергах-великанах и о славном прошлом, когда гномы населяли все миры и были верховными правителями здешних земель.

В этом они мало отличились от прочих. У любого народа, будь то карлики или великаны, живи они на юге или севере, всегда – славное прошлое, по которому испытываешь непонятную тоску. Казалось бы: что за дело до деяний людей, которых никогда не видел, а что слышал, как правило, неправда?

Но люди, как их не назови, нуждаются в сказках. И всяк идеализируют времена, которые давно ушли в столетия, а поди проверь, что вымысел, а что и в самом деле истина.

Вопрос Локи, каким гномы представляют солнце, растревожил смутные воспоминания об огромном желтом цветке. Похожие цветы, но поменьше, росли в верхнем Альфхейме. К осени желтые лепестки теряли упругость, а ячейки наполнялись крупными черными семечками. Такое и солнце: оно ласкает глаз и всегда надейся – прокормит.

Другие цверги видели перед собой полную луну, но не стыдливую, а гордо прошествовавшую над мирами. Луну гномы знали – ночной народец, они часто шустрили ночами по окрестностям. И им порой казалось несправедливым, что светило смотрит на мир тогда, когда прочие спят. Поэтому гномы любили в полнолуние выбираться на поверхность – их небесной подружке не так одиноко.

Самым пугливым, которые никогда не покидали подземных мастерских, солнце казалось огнем в горне или блеском в глубине полированного камня. Эти, привыкшие к темноте, по солнцу скучали меньше всего: как можно любить искренне то, чего не знаешь?