С. Халеоле - Сказание о Лаиэ-и-ка-ваи

Чтобы правильно интерпретировать гавайское сказание, мы должны с самого начала четко представлять себе его связь с прошлым гавайского народа, его происхождением и миграциями, его социальным наследием и тем материальным миром, в котором он живет. Гавайский фольклор принадлежит не одной какой-то изолированной группе, а всей Полинезии. От Новой Зеландии до Тонга, островов Эллис, Самоа, островов Общества, Раротонга, Маркизских и Гавайских островов население преимущественно относится к одному физическому типу, изъясняется на одном языке, придерживается одинаковых обычаев, привычек, формы поклонения одним и тем же богам, общих традиций в искусстве [85].

Похоже, когда-то оно создавалось сообща, и дошло до нашего времени в неизмененном виде. В Новой Зеландии и на Гавайях рассказывают о Мауи как о рыболове и похитителе огня. Тщательный сравнительный анализ легенд, несомненно, выявляет местные различия, но мы будем говорить о полинезийской расе как единой и ее общих преданиях, которые, несмотря на миграции полинезийцев и их расселение по далеким друг от друга островам, от Новой Зеландии на юге до Гавайев на севере, от Фиджи на западе [86]до Маркизских островов на востоке, оставались единой сокровищницей народной фантазии. Мы найдем тут похожие приключения, похожую среду, похожие интересы и страсти.

Это может означать, во-первых, что раса долгое время развивалась в каком-то едином месте, прежде чем произошло расселение, и родственные группы отправились по дорогам океана в поисках новых земель, и во-вторых, по-видимому, что период странствий был долгим и не исключавшим культурного обмена между ранее удаленными друг от друга группами <���…> Певцы и поэты плыли по морям, везя с собой на новые земли песни своих племен. На островах, мимо которых пролегали их пути, жили люди, и усталые гребцы собирались у земляных печей, в которых готовилась пища для пиров.

Таким образом легенды с легкостью переходили от группы к группе; общий язык, общие интересы и взаимное удовольствие благоприятствовали этому в не меньшей степени, чем постоянное соперничество отдельных семейных групп.

В гавайской традиции сохранилась память о том времени странствий [87]. Вождь клянется не брать в жены местную женщину, а только ту, которую он встретит «на земле хороших женщин». Честолюбивый жрец ищет за морем вождя божественного происхождения. Вождь, обиженный вождем более высокого ранга, отправляется со своей свитой на другой остров. Тут и обмен дарами, и браки представителей разных групп, и обложение данью, и войны. «Сказание» перекликается с морской песней о плавании в пределы Кахики [88], несмотря на то что долгое время не было общения между северной группой и ее соседями на юге и востоке. Когда Дж. Кук впервые пристал к острову Кауаи, самому западному из островов, возможно, с помощью испанских карт, возможно — таитянских навигаторов, сохранивших память о древних плаваниях [89], уже многие сотни лет ни одно судно (разве лишь случайно) не появлялось здесь.

Однако сохранились старые сказки, которые уводят нас к периоду возникновения гавайской устной литературы. В своем теперешнем виде они имеют форму песен или длинных монотонных сказаний, подобных «Лаиэ-и-ка-ваи», в которых диалоги и некоторые эпизоды достигают уровня истинной поэзии и требуют включения песни в качестве эмоциональной кульминации. Эпизоды свободно кочуют из сказания в сказание, меняются географические названия и имена, т. е., что касается деталей, твердая форма дает полную свободу изобретательности рассказчика. В сущности, налицо процесс закрепления и изменения фольклорного материала, неизбежный в устном народном творчестве, тем более что его цель — доставлять удовольствие слушателям. В то же время есть сказители, которые ревниво хранят в памяти даже случайные эпизоды. Среди стариков в любом районе Полинезии всегда найдется хотя бы один, рассказывающий легенды в том виде, в котором они дошли до него из древности, его все знают и все уважают. И в Новой Зеландии, и на Гавайях почти без изменений, даже в именах, встречаются одинаковые сюжеты.

Тематически полинезийский фольклор ничем не отличается от любого другого, который принадлежит примитивному [90], но любящему сказки народу. В нем есть элементы философии — сюжеты о космогонии и героях, сотворивших землю; элементы летописи о миграциях, легенды о культурных героях, о завоеваниях и переворотах. Есть своеобразные «романы» о соперничестве, мести и любви, комедийные истории о чудаках и трикстерах, «страшные» сюжеты о духах и всевластии призраков. Здесь нет ничего исключительно полинезийского, ибо все это свойственно развлекательным повествованиям любого народа. Разве лишь форма каждого произведения диктуется реальной жизнью богов, такой, какой ее видит именно полинезиец.