Сказания о нартах

Ярость — характерная черта грозовых божеств, и Батразу она свойственна в высокой степени. Он обладает чертами не только молнии, но и бури. Вспомним, как он развеял пепел от сожженных одежд нартовских женщин, или как от «дыхания» его уже мертвого тела гибнут десятками небесные силы.

Может показаться противоречием, что грозовой бог Батраз борется с грозовыми божествами христианской эпохи «Уациллами» (св. Илья). Но это противоречие такого же порядка, как и борьба солнечного героя Сослана с солнечным символом — колесом Балсага. Оно не опровергает, а подтверждает мифологическую (грозовую) природу Батраза, ибо речь идет, как мы думаем, о борьбе между однородными божествами двух эпох: языческой, представленной Батразом, и христианской, представленной Уациллами.

Борьба христианства с дохристианскими культами наложила отпечаток на многие народно-эпические произведения христианских народов: на русские былины (Добрыня и Змей и др.), германские саги (Сумерки богов и др.), ирландские саги.

Нартовский эпос в основном — дохристианский. Но в драматических эпизодах гибели Батраза и Сослана отразилась, как нам кажется, борьба старого язычества с христианством. Языческий герой полубог Батраз гибнет в борьбе с христианским богом и христианскими ангелами и Уациллами. Особенно любопытен эпизод с водворением тела Батраза в «склеп Софии», то есть главное святилище Византии, откуда к аланам пришло христианство. Вряд ли мы что-нибудь поймем в этом эпизоде, если не допустим, что он символизирует капитуляцию языческого мира перед новой религией, а сопротивление, которое оказывал уже мертвый Батраз этому водворению, — упорство предшествовавшей борьбы.

Связь образа Батраза с языческими культами скифов и древних арийцев подтверждается некоторыми прямыми параллелями, отмеченными Ж. Дюмезилем. Церемония с погружением в море меча Батраза сопоставляется с культом меча у скифов и алан [18] Об аланах Аммиан Марцеллин пишет, что аланы не знают других богов, кроме Марса, которому поклоняются в образе обнаженного меча, воткнутого в землю (XXXI, 2, 23). . Костер из «ста ароб угля», на который восходит для закалки Батраз посреди трепещущих нартов, напоминает грандиозное ежегодное сооружение из «ста пятидесяти возов» дров, которое служило у скифов пьедесталом для бога-меча и вокруг которого закалывались трепещущие пленники [19] Дюмезиль полагает, что и у скифов первоначально речь шла о костре, хотя Геродот (IV, 62) и не говорит об этом. .

В одном предании, записанном Г. Шанаевым [20] Cб. свед. о кавк. горцах, IX (1876), II, с. 21. , меч Батраза выступает сам как грозовой бог. «Предание, — говорит Г. Шанаев, — уверяет, что меч Батраза заброшен в Черное море… Когда… сверкает молния с запада, осетины относят это сверкание к блеску меча Батраза, бросающего себя из моря на небо для истребления нечистых сил и бесов».

За вычетом черт, характеризующих Батраза, как мифологический образ грозового бога, остается еще в его цикле ряд мотивов, которые, в свою очередь, имеют широкие параллели в мировом фольклоре.

Важное значение для выяснения происхождения мотива чудесной чаши в нартовском эпосе имеет яркая параллель из скифского быта, на которую обратил внимание еще В. Миллер [21] Черты старины в сказаниях и быте осетин, с. 197. . Чудесная чаша Уацамонга определенным образом реагировала на рассказы нартов о своих подвигах и тем самым позволяла нартам отличать истинных героев.

А вот что рассказывает Геродот (IV, 66) о скифах: «Однажды в году каждый глава области велел смешивать в чаше вино и воду. Все те из скифов, которые убили врагов, пили из нее. Но те, кто не имел этой заслуги, не могли к ней прикасаться; они со стыдом сидели в стороне; для них это было величайшим бесчестием. Что касается тех, кто убил большое число врагов, то они пили одновременно из двух чаш, соединенных вместе».

Об этом обычае скифов упоминает и Аристотель в своей «Политике»: «У скифов во время одного из праздников не позволялось пить круговую чашу тому, кто еще не убил ни одного врага» («Политика», VII, 2, § 6).

Близость между нартовский и геродотовским рассказами поразительна. И у нартов, и у скифов чаша служила премией за подвиги и «определителем героев». В связи с этим Ж. Дюмезиль [22] Осетинский эпос и мифология, стр. 46. отмечает роль, которую играла чаша в мифологии скифов. Четыре золотые вещи, которые, по верованию скифов, упали с неба, были плуг, ярмо, секира и чаша [23] См.: Геродот, IV, 5. . Известно также, какую роль играли в древних индо-иранских культах священные напитки и чаши.