Владимир Петрухин - Мифы древней Скандинавии

Поэтические метафоры, кеннинги уже были лишены мифологического смысла: «норной» в скальдических стихах могла именоваться просто женщина, а одно из имен Одина мог носить любой мужчина, не прославленный особыми доблестями или коварством. И конунг Олав — христианский святой — мог именоваться «Бальдром битвы» и «Одином воя стрел» — то есть военачальником, командующим в битве (вой стрел). Выросшая из мифологии поэзия становилась надгробным памятником языческого мифа.

Но мы знаем, что памятники значат очень много (неслучайно есть и понятие «литературных памятников» — в этой издательской серии были опубликованы и переводы «Старшей» и «Младшей Эдды», «Круга Земного — Хеймскринглы» и др.). Они воплощают память, без которой невозможно существование ни отдельного человека, ни общества.

Скандинавы-язычники не мыслили себе мира без памятников — курганов предков (и до сих пор археологические памятники бережно охраняются в Скандинавских странах). Эти памятники нужны были даже для того, чтобы доказать свои права на наследство. Скальдические стихи также были памятниками — они хорошо запоминались теми, кто знал правила, по которым они составлялись, — язык поэзии. Не случайно древнейшим дошедшим до нас скальдическим произведением был «Перечень Инглингов» Тьодольфа из Хвинира: генеалогия правителей была древнейшей формой истории. Не случайно и исландский ученый Снорри уже в XIII веке составлял учебник поэтического языка — «Младшую Эдду»: понимание древнего скальдического языка исчезало в новую христианскую эпоху.

Новые христианские ценности вытесняли древнюю культуру; языческие боги становились магами и обманщиками, или бесами, проносящимися с «Дикой охотой». Валькирии, вера в которых сохранялась на Севере Европы, были внесены христианским епископом в черный список грешников — колдунов и ведьм. Великий конунг Харальд Прекрасноволосый и великий скальд Эгиль Скаллагримсон, умершие язычниками, были перезахоронены своими христианскими потомками по новому обычаю. Зато древние герои и их деяния, которые были вызовом судьбе, предопределенности человеческого существования, оставались близкими средневековому человеку. Подвиги Сигурда украшали резные порталы норвежских церквей, а история Нибелунгов стала рыцарским эпосом.

Но и средневековая христианская культура была преходящей: потомки германских варваров, принимая крещение, разрушавшие памятники античной цивилизации, в эпоху Возрождения стали считать античные руины высшим достижением человечества. В эту эпоху и Шекспир нашел у Саксона Грамматика древнюю сагу о Гамлете — мстителе за убитого отца (у Саксона тот сжигает убийцу в его же доме).

Возрождение древней германской и скандинавской культуры началось позднее, в начале XIX века, когда немецкие ученые Вильгельм и Якоб Гриммы стали собирать немецкие сказки, а Якоб Гримм написал свою «Немецкую мифологию». Их последователем в России был А.Н. Афанасьев, собравший русские народные сказки и написавший труд с характерным поэтическим названием — «Поэтические воззрения славян на природу».

Живой интерес и даже любовь к сказкам и мифам в современной европейской культуре — не просто детская привязанность или дань древней традиции. Сказки и мифы сохраняют образ иной культуры с иным взглядом на мир. Способность и необходимость понимать другого, насущная потребность в этом понимании — та наука, к которой с трудом приходит современное человечество.

Ученые XX века написали много глубоких и увлекательных книг о том, насколько древние люди и их взгляд на мир отличались от наших современников и их представлений. В этой книге тоже немало свидетельств таким отличиям. Поступки богов и героёв настолько иррациональны, что приводят к самоистреблению героического рода и самого мира языческих богов. Их можно истолковать, как вызов судьбе, но понять до конца невозможно, как невозможно узнать, что сказал Один на ухо Бальдру, когда тот лежал на погребальном костре.

Не только поступки мифического Одина, но и смертного героя — сурового Хёгни или Хагена из «Песни о Нибелунгах» — кажется, воздвигают мифологическую стену непонимания между ними и современным человеком. Но этот взгляд будет все же односторонним.

Эгиль Скаллагримсон, внук Квельдульва — волка-оборотня, и сын берсерка Скаллагрима, скальд и знаток магических рун, проведший жизнь, достойную избранного героя Одина, состарился и потерял в битвах сыновей. В своей самой знаменитой песни, которая так и называется — «Утрата сыновей», Эгиль готов попенять Одину — ведь Судья побед нарушил их дружбу.