Яков Голосовкер - Сказания о титанах

Так не стало в Счастливой Аркадии ни Чудо-горы, ни Плеоны, сходящей с неба, ни титана Атланта. А на том месте, где возвышалась Чудо-гора, остался меж горных хребтов пустой котел, и в нем варились туманы.

Не дошла весть об исчезновении Чудо-горы до Атланта. Не знал он, что уже нет в Аркадии Чудо-горы. Но как-то поглядел Атлант одним глазом за океан.

И увидел он вдруг за океаном свою родную Чудо-гору — увидел и не узнал.

Не ласкались к ней ветерки, не звенели на ней ключи и листва, не пели птицы, не рыскали звери, не шелестели травы. Безмолвно, недвижимо стояли ее голые леса, и бестравные луга, и застывшие воды. Только туманы клубились, то скрывая ее от глаз, то вновь открывая, — словно она не Чудо-гора, а могила Атланта.

И вспомнил Атлант, как прорицала ему некогда Гея-Земля:

«Будет могуч Атлант. Но Атлант не сильнее Ананки-Неотвратимости».

— Так вот какова ты, Ананка!

Когда Атлант жил в Счастливой Аркадии, был он мудрой душой доверчиво прост, и часто говорил ему дремуче-угрюмый Тайгет: «Берегись, Атлант, самого себя. Страшнее Сторуких тартара каждый сам себе. Слишком широко ты открыл глаза перед миром, распахнул ворота души. Вынесут из них воры твою титанову силу. Мудр ты, да прям. А кто прям, тот упрям, знать не хочет, что часто кривые пути короче прямых. Взгляни на меня: весь я в рогатках да в щелях-теснинах; прищурился, ощетинился. Подступи-ка ко мне — не порадуешься! А зато внутри у меня, в местах потаенных, пастбища вольные, ковры на лугах: нежься! А у тебя, куда ни взглянешь, все исполины, словно на показ: и кедры, и воды, и кручи, и скалы… Ка-ак рухнут! Берегись, Атлант, своей мощи».

Склонив голову под тяжестью неба, чуть покачивается Гора-Человек и грезит в дреме. Что теперь осталось ему, титану? Думы и сны. И грезит Атлант, Гора-Человек, и думает думы. Погружает он думы на дно морское. Возносит их до звезд. И понял Атлант, что думу можно любить и что с думой никто не одинок. И, полюбив думу, полюбил он и звезды, и глубь морей. И чем глубже понимал, тем глубже любил.

Так постиг Атлант, что дума есть тоже жизнь, и такая большая, как он сам — Гора-Человек. Но нужны для дум голоса живой жизни. В мертвой жизни думы мертвеют. Станут, как камни, тяжелыми. И сам Атлант-Небодержатель окаменеет.

И, озирая мертвый мир, грезил тогда Атлант о былой жизни.

Снилась ему в сумраке дней далекая Аркадия, снилась река Ладон и ее юный титан — тоже Ладон, сын древнего морского титана Форкия. Бывало, в веселое половодье, когда высоко вздымалась река и юный Ладон, выйдя по колено из вод, садился рядом с Атлантом, прислонясь спиной к склону Чудо-горы, и обнимал широко распахнутыми руками дубы и буки-великаны, — как смеялись тогда оба титана. Атлант и Ладон, под небом Счастливой Аркадии!

Говорил Атлант Ладону:

«Ты многоводен, Форкид, и, как тартар, глубок. Моешь в тартаре ноги».

И отвечал Ладон Атланту:

«Так, Япетид: я, Ладон, глубок, как тартар. Мою в тартаре ноги».

И смеялись оба титана над шуткой. Разве может быть тартар под Счастливой Аркадией!

А в звездные ночи думал Атлант над черными водами океана о своих дочерях, о звездных девушках — веселых Плеядах.

Любовался, бывало, ими Атлант, как они девичьей гурьбой носились по горным тропам, по краю. ущелий, вперегонки с золоторогой подругой — ланью Артемиды, как перескакивали через пропасти, с вершины на вершину, со звонким призывом: «О-е-го! О-е-го!» Где только не бывали они! В какой дубраве, в какой чаще… От каких зверей уходили! За какими гонялись!..

Но раз погнался за Плеядами Истребитель зверей — великан Орион, прозванный Звездным Охотником, беспощадный красавец. Только звезды ночи равны красотой Ориону. Ему бы и гоняться за звездами.

Не рука ли Кронида направила его? Побежали Плеяды, все семь. Несутся что есть силы, все быстрее и быстрее бегут. А Охотник за ними, все ближе и ближе… Так бегут, что только видно мерцание над землей в летучем воздухе, а девушек нет. И сверкает вслед за мерцанием беспощадной красотой Орион.

Что за бег по Чудо-горе? Стояла еще тогда Чудо-гора в Аркадии. Пронеслись Плеяды через каменный кряж, понеслись по волнам моря, по либийским пескам, все мимо да мимо, все дальше и дальше, и вот уж некуда дальше — впереди океан. Добежали Плеяды до края земли, где столпы небесные в клубах тумана. Задержаться нельзя: позади уже гудит на бегу медной палицей Орион, кружит ее колесом. Уж хотели сестры-Плеяды кинуться в океан и кануть навеки. Но вдруг разошлись перед ними, как завесы, вправо и влево, туманы. Открылась гора впереди, и не просто гора, а Гора-Человек.