Леопольд Воеводский - Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности

Большая часть учёных производит каннибализм из ожесточённой вражды и мести. Эти учёные полагают, что первобытные люди, кидаясь в исступлении на своих врагов и пользуясь в борьбе с ними своими зубами, вкусили при этом случае впервые человеческого мяса, откуда развился со временем каннибализм, дальнейшее существование и распространение которого могло, по их мнению, зависеть и от множества других причин.

Послушаем, что об этом говорит Вундт: «Гнев, вызвавший убийство, доходит в своих проявлениях до бешенства каннибала. Пламенная жажда убийства не довольствуется больше смертью врага, но стремится уничтожить его даже в физическом смысле. Враг убивается и затем пожирается, или же, если бешенство достигло высшей степени, он бывает пожираем заживо». «Но, – продолжает он, – хотя каннибализм первоначально вытекает только из желания уничтожить своего врага, тем не менее появились уже довольно рано и другие обстоятельства, благоприятствовавшие его распространению и сохранению. Преимущественно нужда была причиною того, что к каннибализму часто прибегали как к единственному средству самосохранения. Особенно хорошо это выражается в одном сказании ирокезов, которые пред своим божеством [Маниту] извиняют этот обычай тем, что он удовлетворяет мести и утоляет голод… К тому же, прибавляют они, человеческое мясо вкуснее мяса буйвола. [320] Это замечание очень важно; на самом деле, лишь только какой-либо народ раз преодолел отвращение пожирать хладнокровно человеческое мясо, это последнее всюду становилось лакомством». Немного дальше Вундт говорит: «Кроме нужды каннибализму часто благоприятствовали религиозные и другие суеверные понятия. Полагали, что, пожирая сердце врага, усваивали и его храбрость. Кровавые человеческие жертвоприношения, требуемые богослужением, легко превращались в людоедские пиршества. Таким образом эти последние могли удержаться у столь развитого народа, как ацтеки». [321] Итак, по мнению Вундта, первоначальной причиной каннибализма следует считать вражду и месть, причинами же второстепенными, способствовавшими его сохранению и распространению, являются преимущественно голод, нужда и суеверие.

Относительно первоначального появления каннибализма мы читаем уже и у Клемма: «Не подлежит сомнению, что на низкой ступени развития человек не только убивает своего врага, но часто даже пожирает его тело… Кажется, однако, что и на самых низких ступенях развития человек пожирает своего ближнего только в тех случаях, когда он находится под влиянием особенного раздражения или страстей, каковы: чрезвычайный голод после тяжёлых трудов, когда нет других средств утолить его; или сильная жажда мести, – желание уничтожить своего врага вполне и бесследно». [322]

Подобный взгляд мы находим почти у всех учёных, рассматривавших наш предмет. Придерживаясь такого рода мотивов, как месть и свирепый голод, для объяснения каннибализма, все они, по-видимому, исходят, хотя и несознательно, от сомнительного и по крайней мере ничем не доказанного положения, что человек всегда имел врождённое отвращение к поеданию человеческого мяса, отвращение подобное тому, которое возбуждается в нас одной лишь мыслью о подобном варварстве. При этом забывается, что наше отвращение есть, может быть, только последствие долговременного существования смягчённого обычая, давно устранившего каннибализм, который, по всему вероятию, существовал когда-то и у наших предков. Что наши вкусы, подобно нравственным понятиям, находятся в тесной зависимости от самых разнообразных и переменчивых факторов, этого нельзя не признать одной из самых очевидных истин, несмотря на все попытки опровергнуть её. Раньше мы видели, что Лотце для объяснения каннибализма не только не нуждается в предположении каких-нибудь необычайных мотивов, извративших будто бы первоначальный вкус человека, а напротив, смотрит на каннибализм как на естественное требование в развитии самого вкуса.

Зато у Вундта мы видим поразительную непоследовательность, когда он, будучи сторонником естественно-исторического развития всех человеческих наклонностей и понятий, утверждает, однако же: «Где людоедские обычаи (Sitten) являются без суеверных мотивов, которыми они хоть отчасти оправдываются, там в них мы должны видеть признак полнейшего извращения нравов (Entsittlichung)». [323] Сам же он убеждён, что каннибализм существовал у всех народов на низшей ступени их развития. В суеверных понятиях он видит только обстоятельство, благоприятствующее сохранению каннибализма даже на более развитой ступени. Так неужели можно из существования каннибализма без суеверных понятий заключать о чем-либо ином, как разве только о недоразвитии? Извращения нравов тут пока ещё нельзя видеть.