Леопольд Воеводский - Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности

Но странное дело, несмотря на желание христианских толкователей придать словам Аристотеля смягчённый смысл, им в продолжение 2000 лет не приходило в голову подразумевать после «препятствует» слово «множеству». Поэтому можно было бы подумать, что наше последнее понимание текста менее естественно. Но в его оправдание можно, однако, привести следующие сразу за этим местом слова Аристотеля, где он, для того чтобы дети рождались здоровые, предлагает ограничить время супружеских сношений. Тут он говорит: «… поэтому, кто четырьмя или пятью годами старше времени, определённого для сожительства, тот должен перестать приживать детей. Потом лишь под предлогом здоровья или по другой подобной причине он может совокупляться [прибегая, в случае надобности, к άμβλωσις?]». [270] Из этого мы видим, что Аристотель действительно ограничивает приживание детей, чего бы не делал, если бы считал позволительным выбрасывание. Следовательно, и в нашем отрывке мы должны считать самым вероятным тот смысл, который вытекает для нас во втором случае, где мы подразумеваем: έάν ή τάξις τών έθνών χωλύη τό πλήθος τέχνων.

Итак, мы должны признать, что изречение Аристотеля если и представляет связь с грубым воззрением древнейших времён, то всё-таки уже является замечательным шагом вперёд в этическом отношении: подкидывание или выбрасывание здоровых детей не считается больше позволительным. Но зато, с другой стороны, является вытравливание плода, которое в свою очередь, при дальнейшем развитии нравственных понятий, подверглось тому же осуждению, как и предшествовавшее ему выбрасывание детей. [271]

Но посмотрим, какой участи подвергалось наше место в руках различных издателей и толкователей. Аретин, живший в XVI столетии, переводит: «Если обычай или устройство государства не позволяет выбрасывать детей, то следует вытравлять лишний плод». [272] Некоторые учёные, вместо того, чтобы после «препятствует» (χωλύη) подразумевать: «множеству» или же «выбрасыванию», соединяли χωλύη, со следующим за ним словом μηϐέν, понимая всю фразу так: «если обычай не запрещает, то следует выбрасывать лишних детей». Так поступают Шнейдер [273] и Э. Мейер, причём последний замечает: «Но я всё-таки думаю, что аттический закон не допускал этого (то есть выбрасывания)». [274] Этой конструкции придерживается, кажется, и Шёманн, который к тому же предлагает некоторое изменение рукописного чтения. [275]

Большая же часть издателей, в словах: «если же обычай препятствует, ничего не выбрасывать», устраняют только запятую и понимают эту фразу так: «если же обычай не позволяет выбрасывать детей»; поэтому в следующих затем словах они принуждены делать такие изменения, чтобы выходил смысл «– то следует ограничить половые сношения или прибегнуть к плодоизгнанию». [276]

Первый учёный, который после χωλύη подразумевает πλήθος, был, кажется, Адольф Штар. [277] Затем уже К. Ф. Германн особенно настаивает на таком толковании: «… даже и там, где закон ограничивает число детей, следует избегать излишества оных не посредством выбрасывания, а воздержанием от супружеского сожития или вытравливанием плода». [278]

В то время как в Греции вытравливание плода оказывается явлением довольно поздним [279] , интересно заметить, что в Индии в очень древнее время оно уже считалось величайшим преступлением. Важно это при сравнении нравственного развития этих народов. В Индии убийство зародыша, bhrûnahatya, где только о нём упоминается, везде является уже преступлением, чуть ли не хуже отцеубийства. [280]

Я позволю себе привести несколько слов Альбрехта Вебера, который, стараясь объяснить причину этого явления, делает небезынтересную для нас догадку насчёт первоначального значения слова bhrûna, зародыш.

«Убиение зародыша, – говорит он, – представляет крайнее преступление, вероятно, потому, что убиение сына, долженствующего размножить свой род, считалось непозволительным, а при уничтожении зародыша был бы неизвестен пол этого последнего. В Kathaka , 27, 9, прямо говорится: ”поэтому, кто умертвит неизвестный (в отношении пола) зародыш, тот убийца его, bhrûnahan“. (Ибо девушек можно подкидывать, но не мальчиков). Итак, убийца зародыша (bhrûna) мешает развитию своего рода. При этом замечательно, что слово bhrûna, foetus, встречается, кажется, только в таких случаях, где говорится о преступном уничтожении его. Не находится ли это явление в связи со следующим обстоятельством? Греческое φρύνος, φρύνη, жаба, в фонетическом отношении вполне соответствует санскритскому bhrûna (последнее только среднего рода!). Если мы с этими словами сравним латинское brutus, бесчувственный, глупый, то найдём, кажется, звено, посредством которого можно сблизить и самые понятия ”зародыш“ и ”жаба“. Сравни употребительное [в немецком] название детей жабами, Kröte, dumme Кröte [281] , и червями, Würmer; последнее название встречается и в санскрите: krimila означает женщину с многими червями, то есть детьми. [282] Жабы и теперь в Тироле и в Каринтии по народному поверию всё ещё считаются чем-то вроде духов (gelten uls gefeit), потому что в них живут ”бедные души“ (weil in ihnen ”arme Seelen drin siud“). Их нельзя убивать особенно в день поминовения Всех Усопших (Allerseelentag). Кроме странного впечатления, которое производят на нас эти животные, тут, я полагаю, преобладает древнее смешение вышеуказанных двух значений слова bhrûna. Но значение его ”зародыш“ сохранилось только в санскрите, а ”жаба“ в греческом. Зато следы прежнего единства [понятий] ”жабы“ и ”зародыша“ сохранились в понятии ”жаба“, и перешли даже на другие названия её». [283]