Елена Чекулаева - Великие мифы

По вьющейся вверх тропе идет пестрая процессия. Ее возглавляет группа нагих мужчин, поющих высокими голосами протяжную, заунывную песню. Тела их в знак траура выкрашены красной краской. Далее шествуют около сотни мужчин, одетых в пышные убранства, украшенные золотом, серебром и шкурами ягуара. Замыкает процессию группа разодетой знати, увешанной золотыми дисками. На носилках полулежит человек, совершенно обнаженный. Однако на нем не траурная окраска, а сверкающая позолота — символ триумфа. Тело его натерто смолой и покрыто золотым порошком. В свете утренних лучей он сверкает, как золотой идол. Процессия останавливается у горного озера. Носилки ставят на плот и гребут до середины озера. Человек встает на носилках, ныряет и быстро плывет, чтобы смыть с себя позолоту. Люди на берегу приветствуют его песнями и бросают в озеро приношения — золото и драгоценные камни.

Человека, смывшего с себя позолоту, перевозят на берег. Все возвращаются в город, чтобы принять участие в торжествах. Этот торжественный ритуал небольшого племени вырос до размеров грандиозного мифа. Произошло все это в небольшом индейском племени в отдаленном уголке Южной Америки. Там совершали этот ритуал в честь нового вождя. Племя муисков исполняло этот необычный и красочный обряд, при котором нового вождя покрывали позолотой. В начале XVI в. муиски были покорены более могущественным племенем — чибча богота, и этот обряд больше не соблюдался.

К середине XVI в. испанцы уже захватили и ограбили Мексику и Перу. Они жаждали новых сокровищ. До них дошли слухи о церемонии с «позолоченным человеком» (по-испански: El Hombre Dorado). Испанцы стали искать страну, в которой народ отмечает избрание нового вождя церемонией с «позолоченным человеком». Во время поисков сложился новый миф об Эльдорадо — стране, богатой золотом. Это эффектное название оказалось подходящим для всех золотоносных земель, которые предстояло открыть.

В начале XX века индейский вождь и литератор Мато Нажин, написал:

«Если индеец забудет музыку своих предков, если звук тамтама не будет больше слышен, если шумный джаз заглушит мелодию флейты, он станет мертвым индейцем. Если память о героях перестанет звучать в сказаниях, если променяет он свой прекрасный наряд из белоснежной замши на фабричную спецовку, он будет мертв. Если у него отнимут все, что принадлежало ему, что прозревал он в природе, — все то, что пришло к нему из вечных источников, он воистину станет мертвым индейцем…

Но все это не должно погибнуть; это должно жить, чтобы воспитывать в американцах восприятие народного творчества любого племени — будь то фольклор, корзины или керамика, танец, песня, поэзия, легенда — не как курьез, а как творчество народа. Ибо кто, как не человек, рожденный этой землей, способен сложить о ней песню, историю, сказку?!»

Мифы того или иного народа на Африканском континенте определяют главным образом по характеру центрального персонажа: обожествленные вожди или цари, кузнецы, божества солнца, земли, громовники, духи и божества воды и др. Это особенно характерно для архаических мифологий — бушменов, готтентотов…

Нередко предкам царской династии приписывалось «звериное» происхождение, Например, члены царского рода именовались детьми леопарда.

В мифологиях многих африканских народов центральным персонажем был обожествленный вождь, правитель, его предок, выступающий и как первый человек, и как культурный герой (дал людям огонь, воду, полезные злаки и др., ввел ремесла, обряды).

Характерны для африканской мифологии божества, олицетворяющие явления природы, небесные светила. Нередко небесное божество в паре с божеством земли характеризуются как прародители: они порождают солнце, луну…

В глинобитной хижине на львиной шкуре рождается масаи. Льва убил его отец, хижину построила мать. Придет время, и он убьет копьем своего льва, но этого надо ждать долго, пока ему расти и набираться сил. Рядом с ним на львиной шкуре аккуратно положено крошечное копье и маленький щит. Ведь он масаи, а значит, уже воин.

Мать, еще слабая, поднимается со шкуры. Старухи помогают ей привязать младенца к спине.

Шатаясь, она идет к загону для скота. Пусть первое, что увидит младенец, будет скот — у масаев нет других ценностей, кроме скота, пусть сразу учится доить коров. Со звоном бьет струя о дно подойника. Отец стоит поодаль, как бы не замечая ни сына, ни жены.