Славянский эпос - Алеша Попович освобождает Киев от Тугарина

Да и едет Тугарин-то да Змеёвич же,

Да и едет Тугарин да забавляется;

Впереди-то бежат да два серых волка,

Два серых-то волка да два как выжлока;

Позади-то летят да два черных ворона.

Да и едет Тугарин да похваляется:

«Уж я город-от Киев да во полон возьму,

Уж я божьи-ти церкви да все под дым спущу,

Уж я русских богатырей повышиблю,

Да и князя-та Владимира в полон возьму,

Да княгиню Апраксию с собой возьму».

Приезжал-то Тугарин да в стольный Киев-град,

Приезжал-то ко князю да ко Владимиру.

Да встречат-то его батюшка

Владимир да стольно-киевский

Да со матушкой княгиней Апраксией-королевичной.

Заводилось пированье да тут почестен стол,

Да собиралися все князья и все бояра.

Тут несли как Тугарина за дубовый стол,

Да несло двенадцать слуг да ведь уж князевых

Да на той же доски да раззолоченной.

Да садился Тугарин да за дубовый стол,

Да садилася матушка княгиня

Апраксия-королевична.

Да принесли-то ведь как да лебедь белую.

Она рушала, матушка Апраксия, лебедь белую

Да урезала да руку правую;

Тот же Тугарин-от Змеёвич же

Да целиком-то сглонул да лебедь белую.

Да сидел-то Алешенька Попович же,

Он сидел-то на печке да на муравчатой,

Он играл-то во гусли да яровчатые;

Да и сам-то Алешенька да надсмехается

Да над тем над Тугарином Змеевичем:

«Еще у нас-то, у дядюшки, была корова старая,

Да и охоча корова да по поварням ходить,

Да и охоча корова ёловину исть;

Да ёловины корова да обожралася.

Да тебе-то, Тугарин, будет така же смерть».

Да уж тут-то Тугарину за беду пришло,

За великую досаду да показалося.

Алешу стрелил он вилочкой серебряной.

Да на ту пору Алешенька ухватчив был,

Да ухватил-то он вилочку серебряну.

Да и говорит-то Тугарин-от Змеевич же:

«Еще хошь ли, Алешенька, я живком схвачу,

Еще хошь ли, Алешенька, я конем стопчу,

Я конем-то стопчу, да я копьем сколю?»

Да по целой-то ковриге да кладет на щеку.

Да сидит-то Алешенька Попович же,

Да сидит-то на печке да на муравленой,

Да играт-то во гусельцы в яровчатые,

Да сидит, над Тугарином насмехается:

«У нас, у дядюшки, была собака старая,

Да охоча собака да по пирам ходить;

Да и костью собака да задавилася,

Да тебе-то, Тугарин, будет така же смерть».

Да и тут-то Тугарину за беду пришло,

Да за великую досаду да показалося;

Да ухватил-то он ножичек булатный же,

Да он стрелял Алешеньку Поповича.

Да на ту пору Алешенька ухватчив был,

Да ухватил-то он ножичек булатный же.

Да говорит ему Тугарин-от да Змеевич же:

«Еще хошь-то, Алешенька, живком схвачу,

А хошь-то, Алешенька, конем стопчу,

Да конем-то стопчу, да я копьем сколю?»

Да сидит-то Алешенька Попович же,

Да сидит-то на печке да на муравленой,

Он играт-то во гусли да яровчатые,

Да сидит-то, над Тугарином насмехается.

Да тут-то Тугарину за беду пришлось,

За великую досаду да показалося.

Да бежал тут Тугарин да ведь вихрем вон,

С-за тех же столов да он дубовых же,

Из-за тех же напиток да разноличныих,

Из-за тех же ествов сахарных же,

Еще звал-то Алешу да ехать во чисто поле.

Еще тут Алешенька не трусливый был,

Да и брал-то коня да лошадь добрую,

Да взял-то он сабельку ту вострую,

Еще взял-то он палицу буёвую,

Да брал он копье да долгомерное.

Выезжали с Тугарином на чисто поле.

У Тугаринова коня да крыльё огненно,

Да летает-то конь да по поднебесью.

Говорит тут Алешенька Попович же:

«Нанеси, бог, бурсачка да часта дожжичка».

Нанесло тут бурсачка да часта дожжичка.

Тут спускался у Тугарина конь да из поднебесья

Да на матушку да на сыру землю.

Говорит-то Алешенька Попович млад:

«Уж ты ой еси, Тугарин да Змеевич же!

Оглянись-ка назад: там стоит полк богатырей».

Оглянулся Тугарин Змеевич же.

Да на ту пору Алешенька ухватчив был,

Ухватил-то он сабельку ту вострую,

Да и сек у Тугарина буйну голову.

Да тут-то Тугарину славы поют.

Он рассек-то его на мелки речеки,

Он рассеял-развеял да по чисту полю.

Да черным воронам да на пограянье,

Да птичкам-пташицам да на потарзанье.

Да Тугаринову голову да на копье садил

Да повез-то ей да в стольный Киев-град

А и князю Владимиру в подарочки.

Да привез он ко князю да ко Владимиру,

Да говорит тут Алешенька Попович млад:

«Да уж ты ой еси, Владимир-князь столько-киевский!