Еврипид: Ипполит

О, счастье, ты непрочно на земле:
Твои колонны гордые во прахе.

Твоей души, отец, слепая страсть
И гнев ее тяжелый оставляют
Глубокий след в уме – не оттого,
Чтоб был ты прав, однако. К сожаленью,
Я склонности не чувствую в толпе
Оправдывать себя и, вероятно,
В своем кругу сумел бы доказать
Ясней твою ошибку. И не так ли
Нередко наш страдает тонкий слух
От музыки, которой рукоплещет
Толпа? Увы… Пред горшею бедой
О меньшей мы позабываем. Вижу, —
Завесу с уст приходится поднять.
Начну с того же я, с чего искусно
Ты начал речь. Оставь без возраженья
Я первые слова – и я погиб.
Взгляни вокруг на землю, где ступает
Твоя нога, на солнце, что ее
Живит, и не найдешь души единой
Безгрешнее моей, хотя бы ты
И спорил, царь. Богов я чтить умею,
Живу среди друзей, и преступлений
Бегут друзья мои. И стыдно им
Других людей на злое наводить
Или самим прислуживать пороку;
Высмеивать друзей, пусть налицо
Они иль нет, я не умею. Тот же
Для них я друг. Ты упрекал меня
В страстях, отец, – нет, в этом я не грешен:
Я брака не познал и телом чист.
О нем я знаю то лишь, что услышал
Да на картинах [32]видел. Да и тех
Я не люблю разглядывать. Душа
Стыдливая мешает. Если скромность
В невинности тебя не убедит,
Так объясни ж, отец, каким же мог
Я развратиться способом. Иль Федра
Такой уже неслыханной красы?
Иль у меня была надежда с ложем
На твой престол, ты скажешь? Но ведь это
Безумие бы было, коль не глупость.
Иль быть царем так сладостно для тех,
Кто истинно разумен? Ой, смотри,
Здоров ли ум, коли корона манит.
Я первым быть меж эллинов горел
На играх лишь, а в государстве, право ж,
И на втором нам месте хорошо…
Средь избранных, конечно. Там досуг,
Да и в глаза опасность там не смотрит,
А это слаще, царь, чем твой престол.
Теперь ты все уж знаешь. За себя
Такого же другого, к сожаленью,
Я не могу подставить, чтоб порукой
Тебе служил. Пред Федрою живой
Мне также спор заказан. Ты легко бы
Нашел тогда виновных. А теперь
Хранителем клянусь тебе я клятвы
И матерью-землей, что никогда
Жены твоей не трогал, что ее
Я не желал и что о ней не думал.
И пусть умру, бесславно и покрытый
Позорным именем, ни в море я,
Ни на земле пускай успокоенья
И мертвый не найду… коль это ложно…
Замучена ли страхом, умерла
От собственной руки она, не знаю
И больше говорить не смею. Но
Неправая из дела вышла чистой,
А чистого и правда не спасла.

Ты опроверг отлично обвиненье,
И клятвою ты истину венчал.

Ну чем не волхв и не кудесник? Раньше
Срамил отца, а после гнев его
Смирением уступчивым и лживым
Пытается, как маг, заворожить.

Я одному, отец, теперь дивлюсь —
Изгнанию. Зачем не смерти ищешь?
Будь на твоем я месте, так обидчик
Казнен бы был за честь моей жены.

О, это слишком мягко, сын мой. Казни
Немедленной от нас себе не жди.
Преступнику конец поспешный – милость.
Нет, ты, вдали от родины скитаясь,
Вымаливая хлеб, но будешь жить.
Вот должное преступнику возмездье.

О, небо! Или срока оправдаться,
Или угла покуда мне не дашь?

За Понтом бы – когда бы мог, за гранью
Атлантовой. Ты мерзок мне, пойми.

Как? Без суда? Без клятвы? Без допроса?
И даже без гаданий – приговор?

Письмо – твоя улика, и не нужно
Тут жребия. А птицы в небесах
На этот раз меня не занимают.

О боги! Уст ужели и теперь
Не разрешите мне? Ведь эта клятва
Мне стоит жизни… Нет… я не хочу…
Ведь этот грех мне не вернул бы веры.

О лицемер! Ты изведешь меня…
Вон из дому без всяких промедлений!

Куда ж? О, горе! Кто ж откроет дверь
Изгнаннику с таким ярмом позорным?

А как узнать? И соблазнитель жен
Иным мужьям бывает милым гостем.

Да кто же я?.. Сжимают горло слезы.
Так низко пасть пред миром, пред тобой…