Джованни Казанова: История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

– Аббат, если вы хотите оказать ей эту честь, вы можете составить компанию.

Она ответила только милостивым взглядом. Это была первая великосветская дама, с которой я столкнулся. Я не мог привыкнуть к ее проклятому покровительственному тону, который не может иметь ничего общего с любовью; но я видел, что в присутствии своего кардинала она должна была так поступать. Я знал, что она должна понимать, что поддержание такого вида сбивает с толку.

Поставили стол около кровати Его Высокопреосвященства. Маркиза почти ничего не ела, помогая аплодисментами моему счастливому аппетиту.

– Я вам говорил, что аббат мне не уступит.

– Я думаю, – ответила она, – что не намного; но вы больший лакомка.

Я прошу ее сказать, на каком основании она считает меня гурманом:

– Я люблю, мадам, только тонкие кусочки, и все изысканное.

– Надо объяснить, что есть «все», – говорит кардинал.

Позволив себе засмеяться, я начал без подготовки говорить стихами обо всем, что было достойно называться избранными кусочками. Маркиза мне зааплодировала, сказав, что она восхищается моей смелостью.

– Моя смелость, мадам, это ваша заслуга, потому что я робок, как кролик, когда меня не ободряют. Это вы автор моего экспромта, cum dico quse placent dictât auditor. [82]

– Я восхищаюсь вами. Что до меня, то даже когда меня ободряет сам Аполлон, я не смогла бы произнести четыре стиха без того, чтобы их не записать.

– Осмельтесь, мадам, отрешиться от вашего Гения, и вы произнесете божественные вещи.

– Я тоже так думаю, говорит кардинал. Разрешите, я покажу аббату ваши десять стансов.

– Они сделаны небрежно; но я хотела бы быть уверена, что это останется между нами.

Кардинал передал мне десять стансов маркизы, которые я прочел, придавая им весь смысл, который может придать правильное чтение хорошему стихотворению.

– Как вы это прочитали! – говорит маркиза. – Лучше, чем это сделал бы автор. Я вас благодарю. Но будьте также любезны прочесть в том же тоне десять стихов Его Высокопреосвященства, написанных в ответ на мои. Они намного превосходят эти.

– Не верьте этому, сказал он; но вот они. Попытайтесь ничего из них не потерять при чтении.

Кардиналу не нужно было обращаться ко мне с этой просьбой, поскольку стихи были моими; я не мастер читать плохо, тем более, что Бахус прибавил огня, который маркиза, находясь перед моими глазами, зажгла в моей душе. Я прочел так, что кардинал был доволен, а маркиза вынуждена была краснеть в тех местах, где я описал некоторые красоты, которые поэзии позволено хвалить, но которые я не мог видеть. Она вырвала из моих рук стансы с раздосадованным видом, говоря, что я исказил стихи. Это было правдой, но я притворился, что с этим не согласен.

Я был весь в огне, и она была не менее разгоряченной. Кардинал заснул, и она встала, чтобы выйти на бельведер, и я вышел вслед за ней. Она присела на баллюстраде, я стал перед ней. Ее колено оказалось вблизи моего кармана с часами. Взяв почтительно и мягко ее руку, я попросил ее обнять меня.

– Я обожаю вас, мадам, и если вы не позволите мне надеяться на взаимность, я решил избегать встречи с вами. Произнесите ваш приговор.

– Я считаю вас распущенным и непостоянным.

– Я ни тот и ни другой.

Говоря это, я прижал ее к своей груди, запечатлев на ее губах поцелуй любви, который она приняла без отвращения и не подвергаясь с моей стороны ни малейшему насилию. Мои голодные руки попытались открыть путь ко всему, но она быстро изменила позу, умоляя уважать ее, так нежно, что я почувствовал себя обязанным повиноваться и не только обуздать свои порывы, но и попросить прощения. Она заговорила о донне Лукреции, и должна была испытывать восхищение, найдя меня монстром сдержанности. Потом она заговорила со мной о кардинале; она хотела, чтобы я считал его только ее хорошим другом. Затем мы декламировали прекрасные поэтические отрывки, она сидела, позволяя мне любоваться половиной точеной ножки, и я стоял и притворялся, что ее не вижу, решив не добиваться в этот день большего, чем уже получил. Кардинал явился в ночном колпаке, удивился, увидев нас, и испрашивал прощения за то, что заставил нас ждать. Я оставил их только в сумерках, очень довольный своей участью, и полный решимости держать мою зарождающуюся любовь в узде, пока не представится счастливый случай, при котором я буду уверен, что увенчаю его победой.

С того дня очаровательная маркиза не переставала подавать мне знаки особого уважения, не касаясь никаких тайн. Мне казалось, что можно рассчитывать на следующий карнавал, будучи уверен, что, чем больше я проявлю деликатности, тем больше она будет сама стараться предоставить мне случай, при котором она полностью вознаградит мою любовь, мою верность и мое постоянство. Но фортуна обернулась по-другому, когда я меньше всего этого ожидал, и когда кардинал Аквавива и даже сам папа мыслили сделать ее прочной.