Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Эта женщина была вдова знатного человека, довольно молодая, безусловно красивая и превосходно владеющая жаргоном образованных людей; но она мне не нравилась. Только что, попользовавшись м-м Z и пребывая в апогее своих желаний с монахиней, у меня не было в данный момент возможности думать хотя бы мгновение о новом объекте. Я должен был однако сделать вид, что чувствую себя безумно счастливым, что эта дама отдает мне предпочтение перед всеми остальными. Она спросила у маркиза, может ли она вернуться в гостиницу, и он сказал ей, что должен закончить одно дело с человеком, с которым он говорил, и что я мог бы проводить ее. Дорогой она мне сказала, что если бы м-м Z не уехала, она не осмелилась бы принять мою руку. Я не нашел другого ответа, как поклониться, потому что не хотел никоим образом с ней связываться. Я должен был, несмотря на это, подняться с ней в ее комнату, где мне пришлось сесть и где, поспав перед этим прошлой ночью лишь немного, я зевал. Я попросил у нее тысячу извинений и пожаловался, что болен, и она мне поверила. Я бы совсем заснул, если бы не сунул в нос понюшку табаку, которая заставила меня чихать и тем пробудила.

Пришел маркиз и, показывая, что рад застать меня у нее, предложил мне партию в пятнадцать. Я просил его меня извинить, и мадам, смеясь, сказала, что, продолжая так чихать, я, действительно, не могу играть. Мы спустились к обеду, и я легко согласился на предложение составить банк, тем более будучи раздосадованным прошлым проигрышем.

Я составил банк, как всегда, из пятисот луи, и к семи часам объявил всей компании о последней талье, несмотря на то, что мой банк уменьшился на две трети. Однако, когда маркиз и два других сильных игрока сговорились меня разорить, фортуна повернулась ко мне столь мощно, что к концу я оказался в выигрыше, обладателем двух или трех сотен выигранных луи. Я ушел, пообещав компании организовать такой же банк завтра. Все дамы были в выигрыше, потому что Дезармуаз имел приказ не перебивать их игру, пока она не становилась слишком крупной. Отнеся деньги в свою комнату и сказав Ледюку, что проведу ночь вне дома, я отправился к моему новому идолу, весь промокнув от сильного дождя, захватившего меня на полпути. Я застал мою любовь одетой в монашеское платье и расположившейся на римской кушетке. Крестьянка, обсушив меня, как могла, ушла, и я спросил у М. М., почему она не ждет меня в постели.

– Я никогда себя не чувствовала так хорошо, мой друг, за исключением небольшого недомогания, которое будет продолжаться, как сказала моя повитуха, еще пять недель. Так что я поднялась, чтобы поужинать, сидя за столом. Если это тебе доставит удовольствие, мы потом ляжем.

– Но тебе это также доставит удовольствие, полагаю.

– Увы! Я в растерянности. Я умираю, когда думаю о моменте, когда должна буду тебя покинуть.

– Поезжай со мной в Рим и предоставь мне действовать. Ты станешь моей женой. Мы будем счастливы до самой смерти.

– Я не могу на это решиться, и прошу тебя больше об этом не говорить.

Я был уверен в том, что проведу эту ночь вместе с ней, а пока за ужином мы вели приятную беседу. В конце ужина крестьянка передала ей пакет и пожелала нам доброй ночи. Я спросил у нее, что в пакете, и она сказала, что это подарок, который она мне обещала, ее портрет, но я не должен его видеть, пока она не ляжет. Испытывая любопытство и нетерпение, я сказал, что это каприз, а она ответила, что я его одобрю.

Я захотел раздеть ее сам и снять ее чепец, и, когда она легла, она открыла пакет и дала мне лист веленевого картона, на котором я увидел изображение, очень похожее, ее, обнаженной и в той же позе, в которой была М. М. на портрете, который я ей отдал. Я аплодировал умелому художнику, который так хорошо скопировал портрет, изменив только цвет глаз и волос.

– Он ничего не копировал, – ответила мне она, – потому что у него не было времени. Он только сделал черные глаза, волосы, как мои, и копну волос более густой. Так что теперь ты можешь сказать, что имеешь в одном портрете образ и первой и второй М. М., которая, по правде говоря, должна тебя заставить забыть первую, но также исчезла в этом более приличном портрете, поскольку вот она, я, одетая по-монашенски, с черными глазами. В таком виде меня можно показывать всему свету.

– Ты не можешь себе представить, насколько дорог мне этот подарок. Расскажи же, мой ангел, как ты смогла выполнить свой замысел.

– Я рассказала вчера утром его крестьянке, которая сказала, что у нее есть молочный сын в Аннеси, который учится рисовать миниатюры, но она лишь поручила ему отвезти эти две миниатюры в Женеву самому умелому из художников в этом жанре, который за четыре-шесть луи переделает их, затратив на все два-три часа. Я передала ей оба портрета, и вот, дело сделано. Очевидно, она получила их только сейчас. Когда, ты видел, она мне их передала. Завтра утром ты сможешь узнать от нее самой детали этой красивой истории.