Народное творчество: Гэсэр

На коня он навьючил добычу.
Навострил свои уши гнедой
И, внимая походному кличу,
Из тайги помчался домой.
Если тихо всадник скакал,
Замедляя бег скакуна,
Пыль вздымалась, мутна и черна.
Если с шумом всадник скакал,
Убыстряя бег скакуна,
То под ним сотрясался дол
И взлетали тяжелые комья,
Что размером были с котел.

Прискакал стрелок и храбрец,
Прискакал Хурмас во дворец.
Возле коновязи своей
Придержал он коня гнедого.
Сбросил влево одних зверей,
Сбросил вправо других зверей,
А потом сказал свое слово:
«Чтобы шубы сшить, отберите
Тех, которые попышнее,
Чтоб людей накормить, сварите
Тех, которые повкуснее!»

Вот хозяйка Гэрэ-Сэсэн
В богатырском небесном чертоге
Попросила мужа присесть
За широкий стол восьминогий,
Пригласила попить-поесть,
Насладиться отменной едой,
Что на скатерти золотой
Стали ставить пред ним повара,
А на скатерти из серебра
Тоже было немало пищи!
Небожитель, поев, достает
Из похожего на голенище,
Из кисета на правом боку
Горсть легчайшего табаку,
И табак он бросает в трубку,
Что размером с детскую шубку,
Высекает кресалом искры,
А кресало – что крупный лось.
И как только пламя зажглось,
Закурив, стал сосать он трубку,
Поднимал он шум, как вулкан,
Стлался горький дым, как туман.

Так подумал властитель страны:
«Осмотрел я стада-табуны,
Я устроил охоту-облаву,
На коня я сяду опять,
Погляжу на свою державу».
Он отправился к северным жителям
Своего небесного края.
Прибыл в гости, милость являя,
Подошел к старикам предводителям.

Словно старший, одних приветствовал,
Словно младший, других приветствовал.
Тем, кто спрашивал, он ответствовал,
А потом он и сам расспрашивал,
Он учтивостью разукрашивал
Благосклонную, умную речь,—
И сердечней не было встреч.
«Здесь, на Севере, ваш народ
Лучше прежнего ныне живет,
Он теперь богат и велик»,—
Так сказал ему главный старик.
Вот, внимая напутствиям дружным,
Хан-Хурмас повернул коня,
И, отраду в душе храня,
Он отправился к подданным южным.

Долгим был его путь иль коротким,
А Хурмасу был он знаком.
Как с ровесником-одногодком,
С главным встретился стариком.
Вот подходят учтиво друг к другу,
Подают они правую руку,
Жаждут в сердце дружбу сберечь.
У обоих – честная речь,
И правдив у обоих язык.
Так поведал главный старик:
«Здесь, на Юге, ваш добрый народ
Лучше прежнего ныне живет,
Стал сильнее во много раз».

И возрадовался Хурмас,
Возвратиться решил назад,
Но внезапно он бросил взгляд
На дворец, что виднелся в тумане,
В дымке-мареве утренней рани.
А владел им Сэгэн-Сэбдэг,
Тот, кто горя не знал вовек,
В голубой проживая долине,
Меж могучими посередине,
Между Западом и Востоком,
Тот, кто жил на небе высоком,
Отвергая Востока власть,
Не желая пред Западом пасть,
У кого было много стад,
Чей народ, красив и богат,
Беззаботно жил, благодатно,
В день питался он троекратно,
Наслаждался у всех на виду
Троекратным счастьем в году.

Хан-Хурмас на синий дворец
Посмотрел своим взглядом острым,
И решенье воитель-мудрец
Принял в сердце своем черно-пестром,
В богатырском сердце своем:
Повстречаться пора с царем,
С благородным Сэгэн-Сэбдэгом,
Что приветлив был и умен,
И проведать Сэсэг-Ногон.

Конь гнедой под всадником взвился.
Тот помчался небесной тропой
И, замедлив, остановился
Возле коновязи золотой,
На приколе коня поставил
И шаги во дворец направил.
Вот поднялся он по богатым,
По сереброцветным ступеням —
По таким бы взбегать с нетерпеньем
Кобылицам и жеребятам!

Он дошел до ворот дворца,
Он взбежал к серебру крыльца,
Ни ступеньки не пропуская.
Подошла б дорога такая
Кобылице и лончаку!
Дверь – сокровище из Хангая —
Уступила путь смельчаку.
Ни соринки не оставляя
На пороге, белом как снег,
Входит гость во дворец расписной,
А навстречу – Сэгэн-Сэбдэг
С благородной своей женой,
И приветствуют гостя учтиво,
С уваженьем и красноречиво.

На почетное место справа
Приглашают богатыря,
Чья грозна, обширна держава:
«Вы садитесь повыше нас!»
И садится могучий Хурмас.
Было крепким рукопожатье,
Было радостным их занятье,—
Восемь дней продолжался пир.
Разливались во время встречи
И вино, и умные речи,—
Девять дней продолжался пир.
На десятые сутки веселий
Оба гостя отяжелели
И дышали уже с трудом,
Угощаясь едой и питьем.
Говорят: «Надо знать и честь —
Столько можно ли пить и есть?»