Народное творчество - Гэсэр

«Верно! Верно! – кричат на пиру.—
Это имя будет к добру!»
Получил старичок седой
Масло с голову величиной,
Мясо величиной с малахай,—
Да растет Нюсата-Нюргай.

У Саргала скота немало,—
Охраняли три сына Саргала
Ровно семьдесят красных телят.
Старшим братьям сказал младший брат:
«Мы за стадом идем да идем,
Возвратимся ли скоро назад?
Так попробуем, братья, втроем
Мы съедим одного из телят».
Возражает Алтан-Шагай:
«Мы нарушим отцовский приказ».
Упрекает Мунгэн-Шагай:
«Будет мать сердиться на нас».
Отвечает Нюсата-Нюргай:
«Понапрасну волнуетесь вы!
Мы нарвем прошлогодней травы
Да набьем ею шкуру телячью.
Обещаю вам, братья, удачу:
Эту шкуру с истлевшей травой,
Как живую, пригоним домой».

Захотелось и старшим убоины,
По свежинке соскучились воины,
Но теленка зарезать боялись,
Мальчугану в ответ рассмеялись:
«Как ты знаешь, так поступай».
Побежал Нюсата-Нюргай
И схватил теленка за хвост,
Размахнулся до самых звезд,—
Эх, была в нем, как видно, силенка
И содрал он шкуру с теленка,
И набил ее старой травой.
Приказал: «Скачи да беги ты!»
И теленок, травою набитый,
Стал скакать, как будто живой.

Вот уселись они пред костром,
Был огонь и высок и светел,
И надели мясо на вертел,
И, как волки, наелись втроем.
От Сопливца двум старшим – почет:
Отдает им куски пожирней,
А себе похуже берет…
Много ль, мало ли минуло дней,
И сменялись ли быстро недели,—
Братья счет вести не хотят,
Не заметили сами, как съели
Шестьдесят и девять телят.
А вокруг пастухов этих сытых
Скачут, старой травой набитых.
Шестьдесят и девять телячьих
Красных шкур, немых и незрячих!

Старшим братьям сказал младший брат:
«Вы и сами, видать, не заметили,
Как изжарили мясо на вертеле,
Как вы, старшие, съели подряд
Шестьдесят и девять телят.
Нам остался семидесятый,
Да боюсь наказанья-расплаты».

Но хотелось двум старшим убоины,
И, не ведая удержу, воины
Закололи семидесятого,
Нежным мясом и жиром богатого.
Шкуру старой набили травой,
И теленок семидесятый
По приказу Сопливца-Нюсаты
Стал скакать, как будто живой.
Возвращаются братья домой,
Гонят семьдесят красных теней,
Прошлогодней набитых трухой.

Пастухи стали телом плотней,
А у мальчика вздулся живот:
Воду пьет он, и пьет он, и пьет…

Рассердилась мать: «Что с тобой?
От воды заболеешь сырой!»
Он в ответ: «Мои губы горят,
Все во мне сожжено до нутра,
Из семидесяти телят
Мы последнего съели вчера.
Слишком жирным то мясо было,
И от жажды я изнемог…»

«Говоришь ты неправду, сынок!
Только что я коров доила,
Все телята сосали вымя!»
«Не вернулись они живыми:
Мы наполнили шкуры травой
И погнали их с криком домой».

Удивилась добрая мать,
Ничего не могла понять,
На телят поглядеть захотела.
Поглядела и обомлела,
Не поверив глазам сперва:
Из телячьего каждого зада
Выползала труха-трава,—
Вот каким оказалось стадо!
А как выдернула траву —
Наземь семьдесят шкур повалилось!
Рассердилась мать, разозлилась,
Стала бить сыновей своих,
Вместе с младшим – и старших двоих.

Но Саргал пожалел сыновей,
И, едва отвернулась старуха,
Стал старик покашливать глухо,
Их из юрты увел поскорей.
А в душе старика – отрада:
«Сыновья растут у меня —
От врагов завидущих ограда,
От врагов загребущих броня!»

Рано утром проснулся Саргал,
Напоил он Алтан-Шагая
Полной чашкой горячего чая,
К пяткам шило и нож привязал,
Посадил на четырехгодовалого
Необученного быка:
Испытать порешил он стрелка —
Сына старшего, доброго малого.

Говорит он сыну: «Вдвоем
На быках поедем верхом,
На деревья-кусты утром ранним,
На посевы китайские взглянем».
Едут-едут. Со всех сторон
К ним подходит тайга вековая.
Вот Саргал, белоликий нойон,
Вопрошает Алтан-Шагая:
«Для чего нам нужна тайга,
Чем для нас она дорога?»
И Алтай ответствовал: «Тут
Дерева для того и растут,
Для того и пригодны весьма,
Чтобы строить чертоги-дома».

Едут-едут. Со всех сторон
Обступает их ширь степная.
Вот Саргал, белоликий нойон,
Вопрошает Алтан-Шагая:
«Посмотри-ка на ровное поле.
Чем земля его хороша?»
Старший сын сказал не спеша:
«Распахать бы это раздолье
Да посеять бы добрую рожь:
Право, лучшей земли не найдешь!»