Омар Хайям - Другой Хайям

Начало и Конец, являясь двумя полюсами времени, замыкающими с обеих сторон причинно-следственный континуум, существуют на границе с вечностью, где нет ни «до», ни «после». Соответственно, с позиции вечности (но не времени) эти полюса должны совмещаться, будучи по сути одним и тем же единовременным актом.

К кругу подобных идей можно также отнести известную фразу из Апокалипсиса Иоанна: «Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний».

Поскольку некая часть нашего существа, согласно суфиям и Хайяму, всегда пребывает в изначальном и одновременно кульминационном моменте творения, мы можем из этой точки по-другому увидеть свою нынешнюю жизнь и вознамериться последовать своему предопределению.

Во многих стихах Хайяма очень тонко выражена мысль, что идею неотвратимой судьбы не следует понимать как роковую предрешенность, диктуемую слепым детерминизмом линейного характера. Скорее, судьба – это синхронное движение навстречу друг другу двух целенаправленных созидательных потоков, приведенных в действие симбиозом божественного и человеческого намерения («решительной рукой») – они встречаются и одновременно присутствуют в точке события .

Замечательно и то, что Хайям в восемьдесят четвертом катрене говорит об удивительных свойствах именно тела, а не ума или даже души, как мы ее понимаем нашим умом и эмоциями. По этому поводу высказался и Борхес:

«В любом акте восприятия и внимания уже скрыт отбор: всякое сосредоточение, всякая настройка мысли подразумевает, что неинтересное заведомо откинули. Мы видим и слышим мир сквозь свои воспоминания, страхи, предчувствия. А что до тела, то мы сплошь и рядом только и можем на него полагаться, если действуем безотчетно. Тело справляется с этим головоломным параграфом, лестницами, узлами, эстакадами, городами, бурными реками и уличными псами, умеет перейти улицу так, чтобы не угодить под колеса, умеет давать начало новой жизни, умеет дышать, спать, а порой даже убивать, – и все это умеет тело, а не разум. Наша жизнь – цепочка упрощений, своего рода наука забывать» [36].

Борхес, фактически, противопоставляет два когнитивных процесса. Один из них мы можем назвать синтетическим, когда информация накапливается и обобщается, или концептуализируется. Другой процесс действует посредством редукции, упрощения или регресса от идеи к первичному импульсу – наука забывать, как говорит Борхес. Соответственно, именно через тело, наш материальный носитель, согласно Хайяму и Борхесу, пролегает путь к подлинному осознанию слоистой природы времени. Ум мыслит отчужденными, абстрактными и обусловленными концепциями, тогда как тело на самом примитивном уровне держит руку на пульсе реальности. Тридцать восьмой катрен содержит еще более специфическое указание на роль тела:

Слова: «… из грубой, вязкой глины безжалостно он мял и колотил » можно считать ключевой метафорой, прозрачно подсказывающей, что речь идет о вовлеченности в некое физическое действие. Глина (прах) – аллегория плоти, тела. Хайям, таким образом, обозначает для нас характер суфийской работы, в которой большое внимание уделяется работе с телом. Помимо известных телесных практик (всевозможные движения, расслабление, танцы, горловое пение, речитативы, дыхательные упражнения и т. д.), суфийский искатель, как правило, погружается в ту или иную физическую деятельность. Например, он может заниматься строительством, приготовлением пищи, рукоделием и самыми разными видами ремесел – все это возвращает чувства к источнику, к телесному инстинкту, непосредственно связанному с сокровенной областью, где все измерения времени сосуществуют и соучаствуют в реальном событии. Эта тема проходит рефреном через многие стихи Хайяма. Вот еще одно стихотворение, посвященное той же идее, но уже с новым оттенком: