Омар Хайям - Другой Хайям

Жизнь и смерть для обычного человека разделены непроницаемой завесой страха. Это страх перед неизвестным, неприятие изменений как основного закона жизни. Смысл жизни – в ее скоротечности, в сменяющих друг друга состояниях. Каждый момент жизни, каждый ее период исчезает в небытии, в смерти. Человек сначала осознает себя ребенком, затем ребенок умирает, и вроде бы то же существо, по крайней мере, с тем же именем и адресом, занимает его место в образе юноши или девушки. Через некоторое время на эту «жилплощадь» заявляет свои права пришедший извне (из социума) взрослый субъект, весьма чуждый прежнему жильцу. Он хоронит в себе юность, но и сам будет положен в гроб неведомо откуда появившимся стариком или старухой.

Но с кем все это происходит и для чего? Исчерпывая жизнь, мы узнаем то, что лежит в сухом остатке, мы постигаем, с кем происходят все эти метаморфозы, весьма напоминающие процесс дистилляции или очищения. Жизнь и смерть формируют каждый момент нашего существования. Эта истина вполне понятна телу, состоящему из постоянно отмирающих клеток, которые выполняют свои функции и передают эстафету дальше. Телу известна цель собственного существования. Но трусливому уму невыносима даже мысль о смерти, он и мгновения не может обойтись без рассуждений, стремясь ими заполнить любую ментальную пустоту. Если мы не научимся прислушиваться к голосу смерти, сделав ее своим советником уже сейчас, при жизни, то ничему не научимся и после смерти. К этому можно прийти, постигая мудрость тела, мудрость нашего покрова (см. главы «Слоистый пирог времени» и «Интеллект и сердце»).

Есть только одно я, несотворенное, невозникшее, неизбывное, ничего не составляющее, никем и ничем не составленное, самосущее и превосходящее пространственно-временной континуум. Иллюзия существования многих различных я связана с феноменом отражения одного и того же Свидетеля на разных планах бытия. Небытие – тоже креатура я , которое для постижения своей природы нуждается в принципиально ИНОМ – в не-я . Таким образом, я создает для самого себя нечто вроде виртуальных границ, которые ему необходимы для конкретизации своего бытия и самопознания. Я пребывает внутри любого осознающего себя существа, и одновременно вовне. Самосознание подразумевает способность видеть себя, хотя бы до некоторой степени, со стороны. Соответственно, я , как наблюдатель и свидетель собственного бытия, по необходимости является посторонним своему существованию.

Я – враг и спаситель, препятствие и цель человека, я – это каждый из нас и одновременно все мы вместе взятые. Некоторые высшие восприятия становятся доступными индивиду только в результате гармоничного сочетания с другими, когда несколько разрозненных я образуют одно единое целое (многие мистики для того и объединяются в группы, чтобы пережить подобные состояния). Все вышесказанное, и много больше того, выражено в таком катрене:

Суфийский персонаж Мулла Насреддин, касаясь той же проблемы разобщенности между людьми и внутри отдельно взятого человека, проиллюстрировал сосуществование в нашем сознании, по крайней мере, двух я – культурного (обусловленного) и подлинного (экзистенциального), которые используют принципиально разные системы самоидентификации. Эти я , как известно, часто не понимают друг друга и вступают в конфликт: