Лудовико Ариосто - Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI

36 И у Льва [9] Лев Десятый. — См.: XVII, 79, прим. Прославился щедростью и активным культурным строительством (заказ Рафаэлю на Ватиканские лоджии, Микеланджело — на сооружение фасада Сан Лоренцо и гробницы Медичи и др.).
Значится на спине: Десятый,
И тот лев вгрызся в уши злому зверю,
Измозжив его для приспевших ратников.
Словно свеян страх, —
Так стекаются смыть грехи отцов
Немногие те, но лучшие,
Кем из чудища исторгается жизнь.

37 Три рыцаря и Марфиза
Долго медлили перед теми ликами,
В жажде знать, от кого повержен хищник,
Черным ядом сквернивший столько стран.
Хоть и значились в камне имена,
Но неведомые, —
И пытали воители меж собою,
Кто что знает, дабы сказать другим.

38 Только Малагис молчал да слушал,
И тогда-то молвил ему Вивиан:
«Ты, как видно, о зрелище небессведущ,
Твой и сказ:
Кто
Здесь копьем, мечом, стрелой свергает чудище?»
Малагис в ответ:
«Это повесть, досель еще не памятная.

39 Знайте: все, чьи здесь ни резаны имена,
Никогда не хаживали по свету,
А взойдут через семь веков
К вящей славе грядущего поколения.
Мудрый волхв британский Мерлин
При царе Артуре,
Велев скласть водоемные каменья,
Велел врезать в них деянья потомков.

40 Это чудище изверглось из недр [10] Как настали у людей мера, вес, закон и суд… — Ариосто связывает рождение алчности с появлением собственности вслед за Овидием (Метаморфозы, I, 129–150). Ср. также: Вергилий. Георгики, I, 125–127.
Ада о ту древнюю пору,
Как настали у людей мера, вес, закон и суд,
И поля всполосовались межами.
Но не вмиг полонило оно мир,
Тех и этих обошед стороною;
И досель, уже повсеместное,
Разит только подлый люд и черную чернь.

41 От начальных пор до наших дней [11] Пифон. — В греческой мифологии чудовищный змей, сраженный Аполлоном. Под «старинными хартиями» в данном случае могут иметься в виду «Метаморфозы» Овидия (I, 438–444) или «Фиваида» Стация (I, 562–569).
Росши и выросши,
Так оно и впредь
Взрастает выше и круче всех чудовищ, —
Сам Пифон,
Писанный для нас в старинных хартиях,
Вполовину не был таков
Бешен, страшен, гнусен и лют.

42 Тут и быть от него великому поеду —
Всем извод, погубление и скверна:
Здесь на белом камне
Малая лишь малость тех черных бед.
И когда не станет сил звать о помощи, —
Эти,
Чьи на камне имена ярче пламени,
Придут вызволить свет из злой невзгоды.

43 Первым рушителем хищного зверя
Станет сей французский Франциск, —
Немногие с ним к плечу
И никто впереди:
В королевском блеске, в рыцарской доблести
Он затмит
Многих, прежде слывших столь славными:
Так светила меркнут пред вставшим Фебом.

44 В первый год счастливого королевствования, [12] Он ударит с Альп… — В августе 1515 г., через полгода после восшествия Франциска на трон французские войска перешли, Альпы, причем двигались они, следуя совету Тривульция (см.: XIV, 9, прим.), через перевал Арджентеро (в направлении Кунео) — тем самым был опрокинут план Просперо Колонны, закрывшего перевал Монженевр (в направлении Турина). Те обиды, которыми на французов… — Имеется в виду поражение французов от швейцарцев («стадный скотопас») в Пьемонте (Новара, 1513).
Не упрочивши еще венца на челе,
Он ударит с Альп,
Прорвав ковы, замкнувшие тропу,
Движим гневом, благородным и праведным,
Что доселе не отмщены
Те обиды, которыми на французов
Яро грянул стадный скотопас.

45 С лучшим цветом Франции [13] И размечет Гельвецию… — Битва при Мариньяно (13–14 сентября 1515 г.), закончившаяся поражением швейцарских войск («Гельвеции»). А в позор и срам // Флорентийцу… — Французы овладеют Миланским замком («твердыней») «в позор» Флоренции, папе (Льву X) и Испании, которые выступали в союзе со Швейцарией против Франции.
Он ниспустится в ломбардские нивы
И размечет Гельвецию, которая
Больше ввек не воздымет гордый рог.
А в позор и срам
Флорентийцу, Риму и испанскому воинству
Он скрушит твердыню,
Мнимую дотоль необорной.

46 И к тому-то сокрушению [14] Паче всякого иного оружия… — Меч, сокрушающий алчность — щедрость. Есть мнение (Папини), что Ариосто в данном случае намекает на весьма конкретное ее приложение: сдачи Миланского замка, где укрылся герцог Массимилиано Сфорца, король достиг подкупом. Гвиччардини указывает, кто впустил французов в крепость — Джироламо Мороне (Джовио обвиняет некоего Джоваккино, взбунтовавшего солдат, и Филиппо дель Фиески).
Паче всякого иного оружия
Ему будет тот меч, которым он
Вырвет жизнь развратительного чудища:
Всякий стяг
Перед тем мечом иль вспять иль в прах,
И ни ров, ни вал, ни тын, ни камень
Никакому городу не укров.