Альбрехт Дюрер: Дневники. Письма. Трактаты. Том 1

Письмо Дюрера к Спалатину представляет большой интерес и в другом отношении. Это первый по времени собственноручный документ художника, в котором отразилось его отношение к выступлению Лютера, всколыхнувшему перед тем всю Германию.

Во втором десятилетии XVI века в Германии наблюдалось особенно широкое распространение антикатолических тенденций. Ненависть к католической церкви, реакционнейшему оплоту феодализма, усугублялась здесь еще политикой пап, смотревших на Германию как на источник дохода и беззастенчиво грабивших страну. Особенный взрыв возмущения вызвала торговля индульгенциями, организованная папой через посредство майнцского архиепископа Альбрехта Бранденбургского. Когда 31 октября 1517 года неизвестный дотоле августинский монах Мартин Лютер прибил к дверям Виттенбергского университета девяносто пять тезисов против торговли индульгенциями, атмосфера в Германии была накалена до предела. Тезисы Лютера в несколько дней облетели всю страну. На некоторое время он оказался в центре общенародного подъема. «…Лютер дал в Виттенберге сигнал к движению, которое должно было увлечь все сословия в водоворот событий и потрясти все здание империи, – писал Энгельс, характеризуя начало реформации в Германии. – Тезисы тюрингенского августинца оказали воспламеняющее действие, подобное удару молнии в бочку пороха. Многообразные, взаимно перекрещивающиеся стремления рыцарей и бюргеров, крестьян и плебеев, домогавшихся суверенитета князей и низшего духовенства, тайных мистических сект и литературной – ученой и бурлеско-сатирической – оппозиции нашли в этих тезисах общее на первых порах, всеобъемлющее выражение и объединились вокруг них с поразительной быстротой. Этот сложившийся в одну ночь союз всех оппозиционных элементов, как бы недолговечен он ни был, сразу обнаружил всю огромную мощь движения и тем еще более ускорил его развитие». [3]

Известно, что с самого начала реформации Дюрер примкнул к числу ее сторонников. В 1517 году он присоединился к так называемой штаупитцианской общине – кружку реформистски настроенных лиц, объединившихся в Нюрнберге вокруг викария августинцев Иоганна Штаупитца и его доверенного лица Венцеслава Линка. В начале 1518 года Дюрер послал в подарок Лютеру свои гравюры. [4]Ближайшие друзья Дюрера – Вилибальд Пиркгеймер и Лазарус Шпенглер – также принадлежали в тот момент к числу ревностных почитателей лютеранства. В 1520 году оба они издали анонимные брошюры в защиту нового учения, за что были отлучены от церкви. Все эти данные об отношении Дюрера к реформации в начале ее развития дополняются его собственными словами в письме к Спалатину, где он с восхищением отзывается о Мартине Лютере и выражает желание запечатлеть черты «святого человека».

На последующие годы (1520—1521) приходится поездка Дюрера в Нидерланды, о которой мы хорошо осведомлены из так называемого «Дневника путешествия в Нидерланды». Поездка эта была вызвана главным образом деловыми соображениями. Несмотря на все хлопоты, дело с пенсией по-прежнему не двигалось. Тогда Дюрер решил обратиться к новому императору Карлу, который только что прибыл из Испании для коронации и находился в Брюсселе. 12 июля 1520 года Дюрер в сопровождении жены и служанки выехал в Нидерланды.

«Дневник путешествия в Нидерланды» сохранил интереснейший материал об этой поездке. Форма его несколько необычна. Это, в сущности, не дневник, а приходо-расходная книга, в которую Дюрер заносил с педантичной аккуратностью все, что он истратил или выручил за день, вплоть до стоимости полученных им подарков. Отсюда – фрагментарность записей и то впечатление сухости, которое возникает при первом ознакомлении с «Дневником». Однако это первое впечатление обманчиво. Стоит лишь вчитаться, и незначительные, на первый взгляд, записи о переездах, расходах, подарках, обедах раскроют перед нами картину медленного путешествия по изрезанной границами феодальных владений Германской империи с ее бесчисленными таможнями и пестрой денежной системой, введут нас в быт Дюрера в Нидерландах, позволят проследить его занятия, хлопоты о пенсии, познакомят с кругом его друзей. Мы увидим, что дело о пенсии отнюдь не являлось единственной целью его путешествия. Добившись своего, Дюрер не спешит покинуть Нидерланды, но проводит в разъездах еще полгода. Он посещает Брюссель, Гент, Брюгге – старейшие очаги нидерландской живописи. Здесь он осматривает прославленные произведения мастеров XV века – «Гентский алтарь» Губерта и Яна ван Эйков, картины и росписи Рогира ван дер Вейдена, Гуго ван дер Гуса, Дирка Боутса, Ганса Мемлинга. В Брюгге он видел мраморную мадонну Микельанджело. Но не только произведения искусства привлекают его внимание. Нравы и обычаи, костюмы и домашняя утварь, местные достопримечательности, оружейные мастерские – все вызывает в нем живейший интерес. Он покупает произведения искусства, книги, различные редкости. Альбомы его покрываются зарисовками, а в «Дневнике», вкрапленные среди денежных расчетов, появляются восторженные описания памятников архитектуры, скульптуры и живописи, чудесных сокровищ Мексики, разных диковинных вещей, впечатлений о поразивших его своей роскошью религиозных процессиях или рассказ о приключении в Зеландии, куда Дюрер поехал в надежде посмотреть выброшенного на берег гигантского кита.