Конфуций - Вечная мудрость

По древнему толкованию вместо «не приобрел известности» – «не слышал Учения».

18

Конфуций сказал: «Можно ли не следовать резонным советам? Да, но в этом случае важно исправление. Можно ли не быть довольным ласковыми внушениями? Да, но важно, чтобы они понимались. Но если человек доволен внушениями, однако не вникает в их смысл, принимает советы, но не исправляется, – с таким я не могу ничего поделать».

19

Конфуций сказал: «У многочисленной армии можно отнять главнокомандующего, а у обыкновенного человека нельзя отнять его воли».

Потому что храбрость армии зависит от людей, а решимость – от самого себя.

20

Конфуций сказал: «Только с наступлением холодного времени года мы узнаем, что сосна и кипарис опадают последними».

Так точно и благородные люди в мирную эпоху не отличаются от толпы и познаются только в годину испытаний и смут, когда они выделяются из толпы неуклонным исполнением своего долга.

21

Конфуций сказал: «Умный не заблуждается, гуманист не печалится и мужественный не боится».

22

Конфуций сказал: «Человек, с которым можно вместе учиться, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели; человек, с которым можно вместе идти по пути добродетели, еще не есть человек, с которым можно утвердиться в добродетели; человек, с которым можно утвердиться в добродетели, еще не есть человек, с которым можно взвешивать должное (т. е. принимать решение, сообразное с обстоятельствами и требованиями времени)».

23

«Колышутся и перевертываются цветы груши… Разве я не думаю о тебе? Думаю, да дом далеко». Конфуций сказал: «Не думаешь, а то что за даль!»

1

Конфуций в своей родной деревне имел простодушный вид, как будто бы не мог сказать слова. А в храме предков и при дворе он говорил обстоятельно, но только с осторожностью.

2

В ожидании аудиенции в разговоре с низшими вельможами он был тверд и прям, а в разговоре с высшими был любезен. В присутствии государя он выступал с благоговением, но с должным достоинством.

3

Когда государь подзывал его и приказывал принять иностранных посланников, то он менялся в лице и ноги у него подкашивались. Когда он делал приветствие руками направо и налево стоящим в ряд сослуживцам, то его платье спереди и сзади сидело гладко; когда спешил вперед в царские покои, был подобен птице с растопыренными крыльями. Когда гости удалялись, то он непременно докладывал государю, говоря: «Гости не оглядываются».

4

В ворота княжеского дворца он входил наклонившись, как бы не помещаясь в них. В воротах он не останавливался и, проходя, не ступал на порог. Следуя мимо престола, он менялся в лице, ноги его подгибались и он говорил, как будто бы у него недоставало духа. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыхание, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его распускалось и делалось спокойным и веселым. Спустившись, он быстро бежал, растопырив руки, и благоговейно возвращался на свое место.

5

Конфуций держал символ власти своего князя согнувшись, как бы подавленный его тяжестью, подняв его вверх не выше рук, сложенных для приветствия, и не опуская ниже рук, словно протянутых для отдавания чего-либо. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не поднимая ног; при представлении подарков выражение лица его было спокойное. При частных визитах он имел веселый вид.

6

Конфуций не оторачивал своего воротника темно-красной или коричневой материей. Не употреблял на домашнее платье материи красного или фиолетового цветов (как цветов промежуточных, более идущих женскому полу). В летнюю жару у него был однорядный халат из тонкого или грубого травяного полотна, который при выходе из дому он непременно накидывал поверх исподнего платья. Поверх нагольной шубы из черного барашка он надевал черную однорядку, поверх пыжиковой – белую, а поверх лисьей – желтую. У него был меховой халат, длинный, с коротким правым рукавом (для удобства в работе). Он непременно имел спальное платье длиною в 7,5 своего роста. В домашней жизни Конфуций употреблял [для сиденья] пушистые лисьи и енотовые меха. По окончании траура он носил всевозможные подвески. Если это было не парадное платье, то оно непременно скашивалось вверху. Барашковая шуба и черная шапка не употреблялись при визитах с выражением соболезнования. Первого числа каждого месяца он непременно одевался в парадное платье и являлся ко двору.