Омар Хайям - Рубайат. Трактаты

Нищим дервишем ставши – достигнешь высот.

Сердце в кровь изодравши – достигнешь высот,

Прочь, пустые мечты о великих свершеньях!

Лишь с собой совладавши – достигнешь высот.

Снова туча на землю роняет слезу.

Трезвый, этого зрелища я не снесу.

Нынче мы, на траве развалясь, отдыхаем —

Завтра будем лежать под травою, внизу.

Жизнь моя тяжела: в беспорядке дела,

Ни покоя в душе, ни двора, ни кола.

Только горестей вдоволь судьба мне дала.

Что ж, Хайям, хоть за это Аллаху хвала!

От судьбы мне всегда достаются плевки,

Жизнь слагается воле моей вопреки,

И душа собирается тело покинуть:

«Больно стены жилья, – говорит, – не крепки!»

Пей вино! Нам с тобой не заказано пить,

Ибо небо намерено нас погубить.

Развалясь на траве, произросшей из праха,

Пей вино! И не надо судьбу торопить.

Все пройдет – и надежды зерно не взойдет,

Все, что ты накопил, ни за грош пропадет.

Если ты не поделишься вовремя с другом —

Все твое достоянье врагу отойдет.

Как нужна для жемчужины полная тьма —

Так страданья нужны для души и ума.

Ты лишился всего, и душа опустела?

Эта чаша наполнится снова сама!

До того, как мы чашу судьбы изопьем,

Выпьем, милая, чашу иную вдвоем.

Может статься, что сделать глоток перед смертью

Не позволит нам небо в безумье своем.

До рождения ты не нуждался ни в чем,

А родившись, нуждаться во всем обречен.

Только сбросивши гнет ненасытного тела,

Снова станешь свободным, как Бог, богачом.

Из допущенных в рай и повергнутых в ад

Никогда и никто не вернулся назад.

Грешен ты или свят, беден или богат —

Уходя, не надейся и ты на возврат.

Вот лицо мое – словно прекрасный тюльпан,

Вот мой стройный, как ствол кипарисовый, стан.

Одного, сотворенный из праха, не знаю:

Для чего этот облик мне скульптором дан?

Если б мне этой жизни причину постичь —

Я сумел бы и нашу кончину постичь.

То, чего не постиг я, в живых пребывая,

Не надеюсь, когда вас покину, постичь.

Вразуми, всемогущее небо, невежд:

Где утук, где основа всех наших надежд?

Сколько пламенных душ без остатка сгорело!

Где же дым? Где же смысл? Оправдание – где ж?

Этой чаше рассудок хвалу воздает,

С ней влюбленный целуется ночь напролет,

А безумный гончар столь изящную чашу

Создает – и об землю без жалости бьет!

Жизни стыдно за тех, кто сидит и скорбит,

Кто не помнит утех, не прощает обид.

Пой, покуда у чанга не лопнули струны!

Пей, покуда об камень сосуд не разбит!

В сад тенистый с тобой удалившись вдвоем,

Мы вина в пиалу, помолившись, нальем.

Скольких любящих, Боже, в безумье своем

Превратил Ты в сосуд, из которого пьем!

Старость – дерево, корень которого сгнил.

Возраст алые щеки мои посинил.

Крыша, дверь и четыре стены моей жизни

Обветшали и рухнуть грозят со стропил.

Нет на свете тиранов злобней и жадней,

Чем земля и жестокое небо над ней.

Распороть бы земле ненасытное брюхо:

Сколько в нем засверкает бесценных камней!

Двери в этой обители: выход и вход.

Что нас ждет, кроме гибели, страха, невзгод?

Счастье? Счастлив живущий хотя бы мгновенье.

Кто совсем не родился – счастливее тот.

Добровольно сюда не явился бы я.

И отсюда уйти не стремился бы я.

Я бы в жизни, будь воля моя, не стремился

Никуда. Никогда. Не родился бы я.

Над землей небосвод наклоняется вновь,

Как над чашей кувшин. Между ними любовь.

Только хлещет на землю не кровь винограда,

А сынов человеческих алая кровь.

Двести лет проживешь или тысячу лет —

Все равно попадешь муравьям на обед.

В шелк одет или в жалкие тряпки одет,

Падишах или пьяница – разницы нет!

Этот мир красотою Хайяма пленил,

Ароматом и цветом своим опьянил.

Но источник с живою водою – иссякнет,

Как бы ты бережливо его ни хранил!

Я скажу по секрету тебе одному:

Смысл мучений людских недоступен уму.

Нашу глину Аллах замесил на страданьях:

Мы выходим из тьмы, чтобы кануть во тьму!