Array Array - О храбрых, нежных и влюбленных. Сказания пятиречья

– Ну что ж, дочка, отведи его к матери. Хороший человек – это как раз то, что нам нужно…

– Только сперва посмотри, какой ладный кувшин у меня получился!

Дочь мастера Туллхи по праву носила имя Сохни, что значит Красивая. Однако до сих пор красота ее была подобна прекрасной светильне, лишенной огня. Когда же огонь был возожжен, люди глазам своим не поверили, увидав, в какую совершенную форму отлились ее члены, какими красками заиграл весь облик.

Покупатели и прежде не обходили лавку Туллхи, теперь же в ней всегда толпился народ, и достаток мастера день ото дня множился. Дочь принесла в его дом счастье. Весь город вдруг заговорил о красоте Сохни, повсюду строили догадки – что за плектр заставил звучать струны ее сердца и породил столь буйное цветение юности? Какой шах Бахрам [11], опьянел, прикоснувшись губами к дремавшей доселе красоте? И невдомек было людям, что сердцем девушки завладел махинвал.

Родители Сохни были довольны приветливым и старательным махинвалом. В доме он быстро сделался своим человеком, помощником во всех делах. По утрам на выгон отправлялась Сохни, по вечерам – ее мать. И обе хвалили махинвала.

Милые речи возлюбленной, ее улыбка, сияние лица наполняли радостью душу махинвала. Иногда, когда он доил буйволицу, девушка подкрадывалась сзади и обхватывала руками его шею.

– Осторожнее, Сохние! Прольешь молоко! – восклицал юноша, крепче зажимая подойник коленями.

– А я скажу, что молоко выпил теленок! – и ладони Сохни ложились на глаза возлюбленного.

Тогда он отставлял подойник, притягивал девушку к себе, обхватывал руками ее голову и долго-долго глядел в глубину ее глаз.

– Твои глаза, Сохние, врата райского сада!-шептал юноша.- Каждое утро впускаешь ты меня в этот дивный сад и на весь день даришь счастьем.

И длилось это счастье целый год. А тем временем весь Гуджарат бурлил, словно пробудившийся вулкан: люди толпами валили к Туллхе, теряли разум от единого взгляда красавицы, женихи и сваты обивали порог ее дома. В конце концов почтенный горшечник запретил дочери показываться в лавке.

И вот жена Туллхи повела с супругом серьезный разговор:

– У меня душа разрывается при мысли, что скоро наша дочка покинет родной кров… Но что делать: дочерей всегда растят для чужих…

– Уйдет она – погаснет свет в нашем доме…- горестно молвил Туллха.

– Да… погаснет… А что если люди набросят на нас тень,- больше свету будет?

Товарищи по ремеслу также советовали мастеру поскорее выдать дочку замуж. Сохни сговорили с парнем из почтенной, зажиточной семьи. Наступил канун свадьбы.

Ужас скорой разлуки навис над райским садом.

– Увези меня куда-нибудь, мой махинвал! – молила Сохни,- я не хочу идти в дом свекра! Я потеряю тебя! Над миром моей души навсегда закатится солнце.

– У твоего махинвала нет пристанища,- грустно отвечал ей юноша.- Ни родных, ни близких… Он не сумеет защитить от врагов свое сокровище…

– Но ведь ты такой мудрый!… Ты все можешь! Преврати меня в буйволицу и угони вместе со стадом!…

Юноша обнял возлюбленную. В этом объятии было столько мужества и покоя, что смятение Сохни улеглось.

– Любовь щедра,- сказал он.- До сих пор, что ни день, она дарила нам все новые радости. Не бойся ничего, любимая, хозяин твоих снов найдет средство, чтобы соединиться с тобой. Верь моему слову: высоко взлетают наши качели, может, они и оборвутся, но до тех пор мы прикоснемся к небу.

– Да будет благословен твой язык! – воскликнула девушка.- Но завтра меня увезут – и конец… Даже весточку не смогу тебе послать… Придумай же что-нибудь! – и она горько заплакала.

Махинвал нежно обнял девушку.

– Сохние, душа моя, успокойся, не то и я заплачу, п слезы мои заставят устыдиться волны Ченаба. Поверь мне, ты всегда будешь покоиться на этой груди, ничто не разлучит нас. Как тело и душа, мы созданы, чтобы жить и умереть вместе. У нас с тобой один путь.

На другой день в доме почтенного гончара собралась вся община. Ждали отбытия свадебного поезда. Плачущую Сохни передавали из объятий в объятия подружки, тетки и соседки, когда во двор вошел махинвал, ведя любимую буйволицу невесты – Белоножку, вымытую и вычищенную, со смазанными маслом рогами. Сохни прильнула губами к белой звездочке на лбу Белоножки и зарыдала в голос. Глаза махинвала тоже увлажнились.

– Будь спокойна, биби, я ее не обижу! – сказал он. Сохни окинула его гневным взглядом.

– О Аллах! Что за чудо – плачущая красота! – прошептал юноша.