Юэ Дун - Дополнение к Путешествию на Запад

— Сунский император был прав, — прервав чтение, сказал Сунь Укун. — В такое время, когда простые люди в горах и долинах сегодня узнают о наборе воинов, а завтра слышат императорский указ, кто из них не захочет показать пример отваги и мужества? Ну, а ты? Кто даровал тебе высокий сан и жалованье в десять тысяч мер зерна? Пятицветную печать и ворота с шестью ивами? Усадьбу с тысячью зданий и одежду, расшитую сотней узоров? Ты не думал о том, как отблагодарить своего государя за милости, оказанные тебе, а замышлял черную измену. Ты сделал так, что Сын Неба перестал быть хозяином в собственном доме. Что же это — преданность или предательство?

— Хоть я и недостаточно умен, а все же пытался по мере сил защитить государя и восстановить спокойствие в царстве, — ответил Синь Гуй. — В те времена это просто в шутку говаривали: "Пусть южане возвращаются на Юг, а северяне — на Север". Повелитель, эти слова не заслуживают вашего внимания.

— Нет, то была не шутка! — воскликнул Сунь Укун. Он велел принести в зал суда "гору ножей". Два свирепых черта с волосами, как репьи, внесли в зал орудие пытки, похожее на гору, утыканную сверху донизу отточенными лезвиями. Черти швырнули Синь Гуя на эту гору, и из его тела фонтаном брызнула кровь.

— Это мы в шутку, первый советник Синь Гуй. Не обращай внимания! — усмехнулся Сунь Укун и стал читать дальше: "В восьмой год той же эры правления он был Правым Помощником Министра. Из владений Цзинь ко двору прибыл посланник для переговоров с Ван Лунем. Гуй пошел с первым советником на прием в императорский дворец. Там он встал в одиночестве позади всей свиты и сказал: "Сановники нынче боятся то того тосего, в делах правления проку от них никакого. Если Ваше величество склонны предложить мир, нижайше прошу выслушать совет вашего слуги. Император сказал: "Говорите, я полностью полагаюсь на вас". Гуй произнес: "Надеюсь, Ваше величество даст себе еще три дня на размышление..."

Сунь Укун перестал читать и спросил Синь Гуя:

— Если ты хотел добиться успеха в переговорах, деле столь же срочном, как борьба с пожаром или наводнением, почему ты решил выжидать три дня? Если бы в тот час среди придворных нашелся государев слуга, готовый скрепить клятву верности своей кровью и поднять подданных на борьбу, готовый не пощадить собственной жизни ради спасения государства, ты не преуспел бы в своих кознях.

— О повелитель! В тот час императором был Синь Гуй. Могли там быть император по фамилии Чжао? Я, преступная душа, всегда носил в рукаве своего халата списки придворных чиновников. Если бы кто-нибудь из верных трону людей вздумал мне препятствовать, ему бы мигом снесли голову с плеч. И скажите по правде, повелитель, с той поры, как Паныу создал этот мир, много ли в нем нашлось людей, готовых пожертвовать ради другого своей жизнью? И много ли их еще появится на свете, прежде чем мир возвратится в первозданный хаос? Даже если бы при дворе оказался преданный человек, ему, наверное, пришлось бы давать клятву самому себе. А так как никто таких клятв не давал, я жил в покое и благополучии.

— Но если так, то что же, по твоему разумению, за придворные были у сунского императора? — спросил Сунь Укун.

— Я, преступная душа, считал придворных чиновников не более чем муравьями, — ответил Синь Гуй.

— Эй, белолицые черти! — крикнул Сунь Укун. — Сотрите Синь Гуя в порошок и превратите его в миллион муравьев. Это будет возмездием за муки погубленного им чиновного люда.

Тут же сотня белолицых чертей притащила пестик длиной в полсотню локтей и истолкла Синь Гуя в розовую, как персиковый цвет, кашицу. Стекая на землю, эта кашица превращалась в крошечных муравьев, которые разбегались по разным странам. Сунь Укун позвал Главного Выдувателя и велел ему выдуть прежний облик Синь Гуя.

— Ну как? — спросил он бывшего первого советника. — Муравьи ли те придворные чиновники? Или первый советник муравей?

Лицо Синь Гуя стало подобно кому грязи. Он тяжело вздохнул и ничего не ответил. — А теперь скажи мне. Синь Гуй, чем был для тебя император? — спросил Сунь Укун.

— Когда я, преступная душа, видел на приеме во дворце императора, его шелковый халат, расшитый изображениями пятипалых драконов, казался мне ветошью из моего сундука, — ответил Синь Гуй, — а корона со свисающими вниз нефритовыми нитями — истертой повязкой. Его веер с луной и солнцем был для меня не ценнее, чем лист банана, а золоченый дворец государя — все равно что личные покои. Дверь в августейший гарем была для меня подобна входу на женскую половину в собственном доме. А что до императора Чжао — он казался мне зеленой стрекозой, плясавшей на нити в моих руках!