Ашвагхоша - Жизнь Будды

Смочить свой рот, свои очистить зубы,

Покрывши плечи, лик мой озарить

И сделать мой язык подвижно-гладким.

Амриты так испив, росы живой,

Что ты даешь в кринице лучезарной,

Пучин неисследимых я бегу.

Ничто с тем во вселенной не сравнимо,

Не знали Старцы, Риши,— узрю я».

Услышав это слово, Бодгисаттва

Сообщества Отшельников ушел,

Они же, вкруг него ступая вправо,

Вернулись все на прежние места.

И Чандака скорбящий

Дорогой вел коня,

И шел, и горько плакал,

Души не облегчить.

С царевичем был ночью,

Отослан он теперь,

Приказано вернуться,

Держать домой свой путь.

Когда вокруг сомкнулась

Ночная темнота,

Он в духе колебался,

Решиться он не мог.

На день восьмой он прибыл

До города, и конь,

Скакун тот благородный,

Отлично поспешал.

Но, быстроту являя,

Вокруг себя смотрел,

Сомнительно искал он:

Царевич, где же он?

И ноги утомились,

Сгибаясь от труда,

И голова и грива

Утратили свой блеск.

Со скорбью в звуке ржанья,

Ни ночью он, ни днем

Не захотел напиться

Или травы поесть.

И вот Капилавасту,

Печальная страна,

Весь край — опустошенный,

Как брошенный лежал.

Как будто бы селенье,

Где жителей уж нет,

Иль мир, когда сокрылся

Лик Солнца за горой.

Не били водометы

Прозрачною струей,

Все цветики-цветочки

Повяли на стеблях.

Померкли на деревьях

Златистые плоды,

Иссохли и опали,

И вот их больше нет.

Потеряны в печали,

На улицах везде

Мужчины тосковали,

И женщины при них.

Так Чандака, неспешно,

И с ним тот белый конь,

Шли молча, как проходят

Во время похорон.

Царевича не видя,

Лишь Чандаку с конем,

Скорбел народ и плакал,

И голос был в толпе:

«Царевич, сладость мира,

Народа верный друг,—

Куда его ты спрятал,

Где ныне он живет?»

И Чандака, печалясь,

Народу отвечал:

«Вослед я за любимым

Пошел, его любя.

Не я его оставил,

Он отослал меня.

Обычные одежды

Все сбросил он с себя,

И, с бритой головою,

Монашеский покров

Надел он, и вошел он

В дающий муку лес».

Услышав, что царевич

Отшельник стал теперь,

Кругом все дивовались,

Изведав странность дум.

И тяжело вздыхали,

И плакали они,

И так один другого,

Дивяся, вопрошал:

«Что целесообразно

Нам ныне предпринять?»

И сразу все вскричали:

«Мы поспешим за ним.

Телесная основа

Ослабнет у кого,—

Весь остов умирает,

И отлетает дух.

Так наша жизнь — царевич,

И наша жизнь ушла,—

Как это пережить нам

И как нам дальше жить?

Сей город, что прекрасен

Среди своих холмов,

Сии леса и рощи

На городских холмах,—

Все прелести лишилось,

И опустело все,

Как будто это мертвый,

И точно это труп».

И, тщетно ожидая,

Что он вернется к ним,

Спешили на распутья

И ждали у дорог.

Не знали, что царевич,

Потерян или жив,

И всячески скорбели,

И стон стоял кругом.

«Смотрите! — говорили,—

Как Чандака идет,

Как медленно идет с ним

И белогривый конь.

Царевич, верно, умер,

Царевича уж нет».

К печали прибавлялась

В сердцах еще печаль.

И Чандака, как пленный,

Влекомый пред царя,

Вошел в дворец — с глазами,

Ослепшими от слез.

Тогда, взглянув на Небо,

Он громко восстонал,

Заржал и белогривый,

Услышать — скорбь одна.

Все кони на конюшнях,

Все птйцы, звери все,

Услышав это ржанье,

Ответили ему.

Все думали: «Царевич

Вернулся во дворец».

Царевича не видя,

Сдержали возглас свой.

И женщины, что ждали

Там сзади во дворце,

Услыша эти ржанья

И крик зверей и птиц,—

Болезненные тени,

Приподняли тела,

Без всяких чарований,

Как звездочки во мгле.

Их волосы — все сбиты,

Их лица — желтый цвет,

Иссохли рты и губы,

Нечисты их тела,

Нечисты и немыты,

Нет силы для прикрас,

Разорваны одежды,

Веселья в лицах нет,—

Разбойник так бывает

Запачкан, загрязнен.

Вон Чандака, он плачет,

Вон конь, и он в слезах,

А жданный, а желанный

Сокрылся, не пришел.

И поднялось рыданье,

Вознесся дружный вопль,—

Так плачут об умершем.

Металися они,

Как стадо, потерявших,

В грозу свой путь, быков.

Праджапати Готами,

Услыша о беде,

Без чувств упала наземь,

Как сломанная вся.

Так вихрем сумасшедшим

Крушится вдруг платан

И падает на землю