Сёсан Судзуки - Японская новелла

Танидзаки Дзюнъитиро (1886-1965) — еще один великий японский писатель XX века. Писатель, начинавший с безудержного увлечения Европой, но пришедший к идеалу национальной красоты. Танидзаки, кандидатура которого посмертно обсуждалась японскими литераторами в качестве номинанта Нобелевской премии, с изумительной тонкостью сумел уловить многие особенности японской культуры, которую он решительно противопоставлял культуре европейской. С наибольшей последовательностью это противопоставление выражено в знаменитом эссе “Похвала тени”, которое было неоднократно переиздано у нас в последние годы. В этом эссе немало очевидных перехлестов, но неоспоримым остается тот вклад Танидзаки, который он внес в создание мифа об особости японцев в части их эстетического видения мира. Парадокс состоял в том, что, во-первых, это произведение пользуется намного большей популярностью в Европе, чем в самой Японии. И, во-вторых, сам Танидзаки никогда не переходил той тонкой грани, которая отделяет любовь к родине от национализма. Танидзаки был одним из очень немногих японских писателей, которые ни единым словом не высказались в поддержку военщины и ее агрессивной политики во время второй мировой войны. В нашей книге представлены два рассказа Танидзаки. Рассказ “Цзилинъ” (1910) относится к раннему периоду творчества писателя. Нынешнему читателю не совсем понятно, почему этот рассказ произвел такое сильное впечатление на читателей и критику. Но для Японии начала XX века повествование, построенное на материале одной из легенд о Конфуции, которое заканчивается решительной победой порочной красавицы над мудрецом — именно она имеет власть над влюбленным в него императором — было вызовом общественной морали. Недаром поэтому “Цзилинъ” сравнивали с “Таис” Анатоля Франса, “Искушением святого Антония” Флобера, “Саломеей” Оскара Уальда. В рассказе “Маленькое государство” (1918) повествуется о мальчике, который сумел обрести неограниченную власть над своими соклассниками. Таким образом, в обоих рассказах ключевым понятием оказывается “власть”. Обсуждение проблемы власти в самых разных ее ипостасях стало, как известно, мотивом творчества для очень многих писателей прошлого века, значительная часть которого прошла под зловещим знаменем тоталитаризма.

Кавабата Ясунари (1899-1972) первым из японских писателей получил Нобелевскую премию. И получил ее за “писательское мастерство, с которым он выражает сущность японского восприятия жизни”. Он достигнул международного признания, не прибегая к намеренному выпячиванию “своеобычности” своей родины за счет принижения других народов. Просто он жил в Японии, а Япония жила в нем. Более чем в 400 своих произведениях (романы, повести, рассказы, эссе) Кавабата Ясунари сумел дать “картину души” японского человека, картину, по которой западный читатель может судить как о самой Японии, так и о ее обитателях.

Кавабата родился в Осака в семье врача. Он рано потерял родителей, воспитывался у родных, которых словно преследовал злой рок один за другим умерли бабушка, сестра, дед. В возрасте 15 лет Кавабата переехал в школьное общежитие. Сиротство, череда смертей близких оставили в душе будущего писателя глубокий след. Первый свой рассказ (“Похороны учителя Кураки”), который был опубликован в 1915 г., он тоже посвятил смерти. В духе своего времени он увлекался западной литературой и поступил на английское отделение самого престижного Токийского Императорского Университета, но вскоре тяга к творчеству на родном языке взяла свое, и он перешел на отделение японской литературы. В своих воспоминаниях он объяснял этот поступок тем, что на отделении японской литературы было меньше строгостей — появилось больше времени писать. Ко времени окончания университета в 1924 г. Кавабата уже обрел определенную известность своими критическими статьями и обзорами.

Литературная среда Японии того времени представляла собой арену острой полемики для представителей самых разных течений. Здесь были и отживавшие свой век натуралисты, и новомодные сюрреалисты, писатели социалистической ориентации и т.д. Япония тогда (да и сейчас тоже) считалась “раем для переводов” — все мало-мальски значительное, что появлялось на Западе, мгновенно становилось достоянием публики. Кавабата больше всего общался с теми молодыми писателями (Кикути Кан, Ёкомицу Риити), которых стали называть “неосенсуалистами”. Молодые люди, увлекавшиеся Джойсом, Прустом и Кафкой с удовольствием и благосклонностью приняли этот ярлык. В понимании этих писателей, группировавшихся вокруг созданного ими журнала “Бунгэй дзидай” (“Литературная эпоха”), это было направление, которому принадлежит будущее. Они сходились на том, что только субъективное способно проникнуть в суть вещей, а литература должна воспроизвести возникающие при этом проникновении ощущения. Суждение сколь расплывчатое, столь и банальное. Оно могло появиться только в эпоху брожения умов и идей, когда литературные манифесты сыпались горохом на голову слегка ошарашенного читателя. Не случайно, что последователи неосенсуализма вскоре стали называть себя “школой нового искусства”, потом “неопсихологами”...И, разумеется, природный талант Кавабата ни в какие манифесты не вмещался.