//Когда-то Гунь [76]в Ся построил стену в три жэня. В результате чжухоу [77]от него отвернулись, за морем возникли недобрые помыслы, Юй [78], зная о недовольстве Поднебесной, разрушил стену, сравнял рвы, рассеял драгоценности, сжег оружие и щиты, одарил милостью [79]. Заморские гости склонили головы, варвары четырех сторон принесли дары, Юй собрал чжухоу на горе Тушань, и тысячи царств пришли с яшмой и дарами. Итак, когда коварные помыслы [80]гнездятся внутри, то и чистейшая белизна оказывается нечистой [81], и разум и благо утрачивают цельность. Не знаешь того, что при тебе, как же можешь объять далекое?
Если одни упрочняют щиты, а другие в ответ точат клинки, одни возводят стены, а другие строят тараны – это все равно что кипяток заливать кипятком же, от этого кипение только усилится. Нельзя плетью научить злую собаку или строптивого коня – будь ты хоть И Инем или Цзао Фу [82]. А вот когда злобные помыслы побеждены внутри, то и голодного тигра можно потрогать за хвост, не то что справиться с собакой или конем! Так, воплотивший дао отдыхает и неистощим, а полагающийся на искусство [83]изнуряет себя, но безуспешно. Поэтому суровые законы, жестокие наказания – не занятие для правителя: кто щедро пользуется плетью, не обладает искусством дальней езды.
Глаз Ли Чжу [84]видел кончик иглы на расстоянии ста шагов, но не мог разглядеть рыбы в глубине пучины; ухо Наставника Куана [85]улавливало гармонию восьми ветров, но не слышало за пределами десятка ли. Это значит, что, положившись на способности одного человека, не управишься и с тремя му земли. Кто знает закон [внутреннего соответствия], определяемый дао [86], следует естественному ходу неба и земли (Вселенной), для того и равновесие [87]шести пределов оказывается недостаточно выдержанным.
Юй, прокладывая русла, следовал за [природой] воды, считая ее своим учителем; Священный земледелец [88], посеяв семена, следовал [естественному развитию] ростков, считая их своим наставником. Водоросли корнями уходят в воду, дерево – в землю. Птицы летают, хлопая крыльями по пустоте; звери бегают, попирая твердую основу; драконы обитают в воде, тигры и барсы – в горах. В этом природа неба и земли (Вселенной). Два куска дерева от трения загораются, металл от соприкосновения с огнем плавится; круглое постоянно во вращении, полое – наиболее сильно в плавании. В этом проявление их естества.
//Приходят весенние ветры и падает благодатный дождь. Оживает и начинает расти тьма вещей. Пернатые высиживают птенцов, покрытые шерстью вынашивают плод. Цветение трав и деревьев, птичьи яйца, звериные детеныши – нигде не видно того, кто делает это, а все успешно завершается. Осенние ветры опускают на землю иней, пригибают живое, губят слабое. Орлы и коршуны дерутся за добычу; насекомые прячутся, травы и деревья уходят в корень; рыбы и черепахи скрываются в пучинах. Нигде не видно того, кто делает это, а все исчезает бесследно.
Деревья растут в лесах, вода течет в руслах. Птицы и звери живут в гнездах и в логовах, люди – в жилищах. На суше более пригодны буйволы и кони, для лодки более подходит большая вода. Сюнну [89]одеваются в меховые одежды, в У и Юэ [90]носят полотно. Каждый изобретает то, в чем нуждается, чтобы спастись от палящего солнца и сырости; каждый находит место, чтобы защитить себя от холода и жары. Все находит себе удобное [91], [всякая вещь] устраивает свое место. Ясно, что тьма вещей твердо держится естественности [92]. Что же тут делать мудрецам!
К югу от горы Девяти пиков дел, связанных с сушей, мало, а с водой – много. Поэтому стригут волосы, татуируют тело, чтобы походить на драконов; носят не штаны, а набедренные повязки, чтобы удобнее было переходить вброд и плавать; коротко засучивают рукава, чтобы удобнее управляться с шестом (на лодке). Все это есть следование [93]. К северу от Яньмэнь народ ди не питается зерном, не имеет уважения к старости, а ценит крепость. Все там необычайно выносливы. Все это есть приспособление [94].
Поэтому Юй, когда был в государстве Нагих, снимал одежду входя и надевал уходя. Это следование. А ныне пересаженные деревья, утратив свою, связанную с инь-ян, природу, не могут не засохнуть. Поэтому мандариновое дерево, пересаженное к северу от Реки, изменяется и превращается в дичок; дрозд-пересмешник не может одолеть реку Ци, а барсук, переплывая Вэнь, погибает. Природу вещей нельзя менять, место обитания нельзя переносить.
Поэтому тот, кто постиг дао, возвращается к прозрачной чистоте [95], кто проник в вещи, уходит в недеяние. В покое пестует свою природу, в безмолвии определяет место разуму – и так входит в Небесные врата (врата природы). То, что называю небесным (природным), – это беспримесная чистота, безыскусственная простота, изначально прямое и белоснежно-белое, то, что никогда ни с чем не смешивалось. То же, что называется человеческим (искусственным), – это заблуждение и пустые ухищрения ума, //изворотливость и ложь, которыми пользуемся, чтобы следовать своему поколению, общаться с пошлым миром. То, что у буйвола раздвоенные копыта и рога, а кони покрыты гладкой шерстью и имеют целые копыта, – это небесное (природное). Опутать рот коню удилами, продырявить нос буйволу – это человеческое (искусственное). Тот, кто следует небесному (природному), странствует вместе с дао, кто идет за человеческим, вступает в общение с пошлым миром. Потому с колодезной рыбешкой нельзя толковать о большом, так как она ограничена пространством; с летними насекомыми нельзя толковать о холодах, так как они ограничены временем; с изворотливым ученым нельзя толковать о совершенном дао, так как он связан ходячим мнением, на нем путы учения. Поэтому мудрец не волнует небесного (природного) человеческим: не беспокоит своей природы страстями. Не строит планов, а свершает; не говорит, а убеждает; не раздумывает, а получает; не действует, а свершает. Частицы цзин [96]проникают в обиталище души, и вместе с творящим изменения он творит человека.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу