Автор неизвестен - Древнерусская литература - Сказания о стародавних временах русских

В «Сказании про царя Богуслава» встречаем выражение «мы недесные волохи», что следует читать, как «мы не дийсные волохи», то есть «не настоящие» (в укр. языке «дiйсний» — «действительный», «настоящий»).

В «Сказании про Хата-Русу и царя Коняву» выражение «станы скутни на торичь подаваты» опять же следует читать с исправлением: «станы скутни на тойбiч подаваты» (переправлять стада скота на другую сторону).

Сами «Сказания» повсеместно грешат остатками «сплошняка», а ведь именно «сплошняком», то есть цельным, не разделённым на отдельные слова текстом были написаны «Дощечки Изенбека». Как и в «Велесовой книге», в «Сказаниях» вместо соединительного союза «и» употребляется соединительный союз «а».

Ещё одним серьёзным аргументом их родственности является то, что имена некоторых исторических деятелей прошлого, о которых говорится в «Сказаниях», — царь Мах, князь Кисек (Киська, т. е. Кошка, — в «Сказаниях» употребляется чисто украинский вариант — Кiшка), князь Халабуда (Хилбудий), готский князь Конарех, — встречаются также в отдельных фрагментах «Велесовой книги»: «i ста бяша за чес Конореху» — «было это во времена Конореха» (дощ. 27). «iже се споменемо Моуху якеi славене до куще давеi i еденства земеудбя» — «вспомним Маха, который славян вместе собрал и о единстве земли радел» (дощ. 33). «Спомiньмо час те Маху еже бя едiн i мы такожде едiнi бяхом» — «вспомним времена Маха, который был един, и мы также едины были» (дощ. 33). «А Халабутi бя…» — «А Халабуда был…» (дощ. 33). «i бяш Кысько тei слвен i людьва Оре-оце слвна» — «и был Киська тот славен, и люди Орея-отца славны» (дощ. 35-А).

Исследователь «Велесовой книги» Борис Яценко обратил внимание на интересную деталь — в некоторых дощечках автор смотрит на Русь как бы со стороны: «а та (земля) простирается от нас до полян и дреговичей, и русы достигают моря и гор, и степей полуденных, — и это Русь. И только от Руси мы имеем помощь, поскольку мы — Даждьбоговы внуки» (дощ. 19). В другом месте: «…боги говорят нам: ходите с Русью и никогда — с врагами» (дощ. 24-В). И ещё: «Когда Купало придёт в венце… в тот час мы должны скакать далеко к Непре, на Русь» (дощ. 8).

Однако и в «Сказаниях» мы встречаемся с подобным явлением! В «Сказании о нашествии ойранского царя Киряки», где описывается подготовка степных народов к войне, читаем:

В «Сказании про братский пир степных князей»:

В «Сказании про Кельчу в степях»:

Тот же «взгляд со стороны», отдалённость от Днепра. И, наконец, именно «Сказания» дали нам ключ к пониманию некоторых слов в тексте «Велесовой книги». Так было установлено слово «акыне», что значит «акинаки» — скифские короткие мечи. В «Сказании про Беду-Бедучую» говорится об «оконяках» — специальных длинных ножах для вспарывания брюха лошадям противника: «берите оконяки ваши для коией вражеских и бейте их в самое черево!»

Также прояснилось слово «емшцы» — в «Сказаниях» это «емцы» — от «яти» (брать), то есть захваченные в плен враги.

Слово «крыженщiе» оказалось понятием «распинать на кресте» (букв, «раскрещивать»), так как выражение из «Велесовой книги»: «поврждете русе Боже-Бусе i седемдесент iне крыженщiе» (дощ. 32), нашло почти дословный перевод в «Сказании про Адагу-царя»: «Убили Годяки царя Руси (Буса), а с ним и семьдесят воевод его, да ещё и на крестах распяли их».

Детализировались и стали более понятными названия народов, которые встречаются в «Велесовой книге» — «верманое» — армяне («Ормяне» в «Сказаниях»), «кiмopie» — киммерийцы («Комыри» в «Сказаниях»), «кiельце» — кельты («Кельча» в «Сказаниях») и другие.

Таким образом, и «Велесова книга», и «Сказания» являются как бы частями единого целого, дополняя друг друга и помогая нам разобраться в тех или иных понятиях, исторических фактах и событиях, имевших место в дохристианской Руси.

Утверждения Ю. Миролюбова о том, что «Сказы» записывались им с 10-летнего (!) возраста со слов Прабабки Варвары, старухи Захарихи и кобзаря Олексы, — это миф.

В XVIII–XX вв. были забыты даже имена и предназначение славянских богов, не говоря уже о прадавней истории и мировоззрении наших пращуров до Рождества Христова! Также весьма сомнительно, что во всей Екатеринославской губернии, «в Карпатах, на Волыни, Киевщине, Задонье, на реках Кагальнике и Елабузде, среди солдат во время Первой Мировой войны», где, как утверждает Юрий Петрович, он собирал в записную книжку народный фольклор, не нашлось других собирателей — учёных-этнографов, славистов, фольклористов, которые запечатлели бы нечто подобное «Сказам» Миролюбова. Известные филологи-слависты начала XIX века А. Глинка в «Древней религии славян» и А. С. Кайсаров в «Славянской и российской мифологии», равно как и М. В. Ломоносов в «Древней российской истории» (XVIII в.), и известнейший украинский историк Д. И. Яворницкий, живший в те же времена и в тех же местах, что и Ю. Миролюбов, исходивший и исследовавший их вдоль и поперёк, прозванный за это «энциклопедистом казачества», и другой украинский этнограф Иван Манжура (1851–1893 гг.), а также прочие профессиональные исследователи почему-то «прошли» мимо целой россыпи уникальных свидетельств, которых гимназист Миролюбов походя насобирал несколько томов (!). Это нонсенс. Следует также отметить, что вето первых книгах образы «рассказчиков старины» ещё очень расплывчаты и неопределённы. Сначала в их роли выступают «старые люди» из села. Там же упоминается старуха-знахарка, «имя которой, к сожалению, забылось… Её, кажется, звали Захариха, но с точностью уверить не могу» (Миролюбов Ю. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов. — Мюнхен, 1982. — С. 27–28). Позднее появляются образы Прабабки Варвары и кобзаря Олексы, а старуха Захариха вдруг… оказывается в семье Миролюбовых! «В нашем дворе в летней кухне… поселилась Захариха с мужем. Захариха была сказительницей» (Миролюбов Ю. Славяно-русский фольклор. — Мюнхен, 1984. — С.122). Несомненно, что это — литературный приём, когда в уста своих персонажей Ю. Миролюбов вкладывает информацию из конкретных источников и вернее всего — из «ценной библиотеки» художника Изенбека.