Ораторы Греции

(135) И еще были среди государевой челяди негодяи, коих прогнал он от дверей своих, ибо они и воровали, и грабили, и все готовы были сказать и сделать, лишь бы урвать поболе — о них скажу отдельно. Сии злодеи уклонились от службы родным своим городам, 791бежали от советов и законных повинностей и пристроились в осведомители, откупив себе в сем ведомстве должности особых уполномоченных — задумана была сия должность для надзора, да не останется государь в неведении о каких-либо на себя умыслах, а на деле вышла одна торговля. (136) Словно как купец чуть свет отпирает лавку и принимается высматривать покупателя, точно так и эти чиновники корысти ради подстрекали доносчиков, а те волокли к ним под розги бессловесных ремесленников, якобы помянувших всуе царское имя, да не для того, чтобы высечь, а для того, чтобы откупились они от битья. Никому невозможно было избегнуть сих наветов — ни гражданам, ни гостям, ни чужеземцам, но случалось и так, что без вины оклеветанный не давал взятки и погибал, а сущий лиходей платил и спасался. (137) Наиглавнейшею прибылью было им обнаружить государственное преступление, однако опять же не для того, чтобы вручить уличенного гневу обиженных, кои им же доверились, но лишь для того, чтобы за взятку вызволить злоумышленника. (138) Притом они пугали добропорядочных люден бесчестием, подсылая к ним пригожих отроков, и обвиняли в колдовстве тех, кто ни к какому колдовству даже близко не подходил, — таковыми двумя способами добывали они себе сверхурочные доходы, а лучше всего был третий способ, еще прибыльнее описанных. Они делали так: дозволяли тем, кто отважился портить монету, заниматься сим дерзким промыслом, предоставляя им для того пещеры, а после пускали в оборот вместо подлинных денег поддельные и так обогащались. (139) Коротко говоря, иные их доходы получались путями тайными и прикровенными, а иные — явными и открытыми, даже и с видимостью закона, но не с меньшею прибылью. До того дошло, что, помянув названное ведомство, всякий тут же добавлял со всею точностью, сколько денег можно добыть в этой должности, — (140) вот каковы были сии государевы очи! 792Твердили они о себе, будто всех выводят на чистую воду и будто обуздывают негодяев, ибо невозможно-де тем спрятаться, а сами открывали все новые и новые доступы к негодяйству, только что не возглашая на перекрестках о безнаказанности деяний своих, и выходило, что не мешали, а помогали они злодеям, словно псы, взявшие сторону волков. Получить долю в этом промысле было все равно что клад найти — придешь Иром, а вскорости станешь Каллием. 793(141) Так эти корыстолюбцы качали и качали деньги, а города пуще нищали. Государю нашему издавна был не по душе такой порядок, и обещал он его прекратить, а получивши власть, обещание исполнил: разогнал всю подлую ораву, сразу упразднив ведомство и должности, прикрываясь коими предавались разорители воровству своему, а указы стал рассылать со своими людьми, отнюдь не дозволяя им никаких злоупотреблений. (142) Тут-то и стали города взаправду свободны, ибо прежде под властью вымогателей гражданам и дохнуть не было возможности — кого не постигала беда, тому она грозила, и для уцелевших ожидание несчастья было ничуть не легче самого несчастья.

(143) Скажу и о другом его предприятии. Мулы, употребляемые нарочными гонцами, были вконец заезжены и заморены голодом по вине помянутых выше чиновников, кои еще и на скотьем голоде воздвигали свой Сибарис. 794Изнурение скотам — а это как жилы подрезать! — происходило оттого, что всякому желающему было легче легкого получить прогоны и скакать по своей надобности, ибо равно годилась тут подорожная и от государя, и от такого вот уполномоченного. Не было скотам ни роздыха, ни кормежки в стойле, а оттого они бессилели, и никакое битье не принуждало их к бегу, так что приходилось запрягать разом по двадцать и более мулов, и почти все падали и околевали, едва из запряжки, а иные даже и ранее, еще в оглоблях. От всего этого срочным делам выходила задержка, а городам новый расход — возмещать из своей казны дорожные убытки. (144) В каковой бедственности пребывала сия отрасль, всего виднее было зимой, ибо об эту пору повсюду совершенно не оставалось перекладных, так что погонщики бежали и отсиживались в горах, на дороге — дохлые мулы, а кто спешит, тому только и остается кричать да махать руками. Из-за подобных промедлений во многих важных делах власти предержащие упускали время. О лошадях и говорить не стану, с ними было как с мулами, а с ослами еще и того хуже, но уж тем, кто обязан был дорожною повинностью, выходила просто погибель. (145) Со всем этим неслыханным разбродом государь покончил: настрого воспретил казенные поездки без неотложной нужды, объявил, что услуги в этом деле чреваты опасностью для обеих сторон, и, наконец, посоветовал жителям покупать или нанимать упряжной скот. Тут случилось невиданное, хоть глазам не верь, — погонщики принялись проезжать мулов, а конюхи коней! Воистину, как прежде было страшно, чтобы не обезножели скоты от непосильного труда, так теперь было страшно, чтобы не сталось с ними того же от лености. После такового государева дела в домах у подданных его еще прибавилось достатка.