В это время Митридат опустошал ближайшие римские владения. Тогда Цезарь, не желая оставаться равнодушным к несчастиям римских союзников, покинул Родос, цель своей поездки, приехал в Азию, собрал войско и выгнал из провинции царского начальника, чем удержал в повиновении колебавшихся и не знавших, что делать, союзников.
По возвращении в Рим он, после голосования в народном собрании, первым получил должность военного трибуна и стал горячо помогать лицам, старавшимся восстановить уменьшенную Суллой власть военных трибунов. Он даже выхлопотал, в силу Плоциева закона, шурину своему, Л. Цинне, и всем сторонникам Лепида во время политических смут, бежавшим после его смерти к Серторию, право возвращения в столицу. Относительно этого он лично произнес речь в народном собрании.
В бытность квестором он, согласно обычаю, произносил с кафедры похвальные речи при похоронах тетки своей Юлии и жены Корнелии. В своей похвальной речи в честь тетки он, между прочим, говорит следующее о происхождении ее и своего отца: «По матери моя тетка Юлия происходила от царей, по отцу – была потомком бессмертных богов: Марции Рексы, из фамилии которых происходила ее мать, считаются потомками Анка Марция, а Юлии, основатели нашей фамилии, происходят от Венеры. Таким образом, в нашей фамилии есть и святость имени царей, пользующихся среди людей высшею властью, и религиозное благоговение перед богами, от которых зависят сами цари».
После смерти Корнелии он женился на дочери Квинта Помпея, Помпее, внучке Луция Суллы, но потом развелся с ней, подозревая ее в связи с Публием Клодием. Рассказывали, будто последний, во время торжественной религиозной церемонии, пробрался к Помпее в женском платье, и рассказывали так уверенно, что сенат приказал произвести следствие об осквернении религиозной церемонии.
Затем Цезарь отправился квестором в Дальнюю Испанию. Приехав в Гадес для судопроизводства на основании указа претора, он увидел в храме Геркулеса статую Александра Великого. Он вздохнул, словно устыдившись своей лености, мешавшей ему сделать что-либо замечательное в такие годы, когда Александр успел покорить свет, и немедленно стал просить уволить его от должности, решив воспользоваться первым случаем, чтобы заявить о себе в столице более крупными делами. Сон, приснившийся ему в следующую ночь, также привел его в смущение: ему снилось, будто он спал со своей матерью. Толкователи внушили ему самые обширные надежды. По их словам, ему предназначено владычество над миром: мать, с которой он имел сношение, не могла быть ничем иным, как землею, общею матерью. Вследствие этого он уехал раньше срока и побывал в латинских колониях, требовавших себе гражданских прав. Быть может, он уговорил бы их решиться на какой-либо смелый шаг, если бы консулы преднамеренно не приостановили на некоторое время отправку легионов, назначенных в Киликию.
Несмотря на это, Цезарь продемонстрировал в столице еще большую деятельность. Так, за несколько дней до вступления своего в должность эдила он навлек на себя подозрение в том, что принял участие в заговоре вместе с бывшим консулом Марком Крассом, Публием Суллой и Луцием Автронием. Последние были выбраны консулами, но затем обвинены в подкупах избирателей. План их состоял в том, чтобы в Новый год напасть на сенаторов и, убив намеченных ими лиц, провозгласить затем Красса диктатором, а Цезаря сделать начальником конницы. Произведя в государственном устройстве преобразования по своему желанию, они хотели восстановить Суллу и Автрония в их консульском звании.
Об этом заговоре Танузий Гемин [43] К сожалению, Annales этого историка не дошли до нас.
говорит в своей «Истории», Марк Бибул – в своих эдиктах и Р. Курион Старший – в своих речах. На это же намекает, по-видимому, и Цицерон в одном из своих писем к Аксию [44] Собрание писем к Аксию, в настоящее время утерянное, состояло по крайней мере из двух книг. Сенатор Квинт Аксий был также другом Варрона.
. По его словам, Цезарь, сделавшись консулом, упрочил свою царскую власть, о которой мечтал еще эдилом. Танузий добавляет, что Красс, быть может, раскаиваясь, а быть может, и боясь, не явился в день, назначенный для резни, вследствие чего и Цезарь не подал условного знака. Знак этот, по словам Куриона, состоял в том, что Цезарь должен был спустить тогу с плеча. Тот же Курион и, кроме того, Марк Акторий Назон [45] Ближе неизвестен.
говорят, что Цезарь вступил в заговор и с молодым Гнеем Пизоном. Пизона подозревали в том, что он затевает заговор в столице, поэтому ему дали, без его просьбы и вне очереди, в управление провинцию Дальнюю Испанию. По условию, Пизон должен был поднять знамя восстания вне столицы, Цезарь одновременно с ним в самом Риме, с помощью амбронов и транспаданцев. Оба замысла были оставлены из-за смерти Пизона.
Читать дальше