Гай Плиний Младший - Письма Плиния Младшего. Панегирик Траяну.

(2) Ты пишешь прекрасно: в тебе есть сила и едкость, возвышенность и разнообразие; язык у тебя изысканный, чистый, богатый и образный. Ты несся на всех парусах своего таланта и печали, и они помогали друг другу: талант сделал печаль высокой и прекрасной; печаль прибавила силы и горечи 495. Будь здоров.

21

Плиний Велию Цериалу 496привет.

Горькая судьба дочерей Гельвидия 497; обе умерли родами, обе разрешились девочками.

(2) Тяжело мне, и горе мое нельзя назвать чрезмерным: так прискорбно видеть, что достойнейших женщин на заре юности унесло материнство. Беспокоюсь за судьбу малюток, осиротевших при самом рождении своем; беспокоюсь за обоих хороших мужей, беспокоюсь и за самого себя. (3) Моя любовь к их покойному отцу крепка и неизменна; ее засвидетельствовали и моя речь и мои произведения 498. Из троих его детей остается теперь один сын, единственная опора дома, совсем недавно опиравшегося на многих 499.

(4) Если судьба сохранит его здравым и невредимым, и таким, как отец и дед, это будет великим утешением в моей печали. Я тем более беспокоюсь за его жизнь и нравы, что он остался один-одинешенек. Ты знаешь, как я в своей любви мнителен, как я всего боюсь. (5) Нечего тебе поэтому удивляться, что я больше всего боюсь за человека, на которого больше всего возлагаю надежд. Будь здоров.

22

Плиний Семпронию Руфу 500привет.

Я присутствовал на обсуждении одного дела наилучшим принцепсом: я член его совета 501. Виенцы справляли у себя «гимнический агон», устроенный по чьему-то завещанию. Требоний Руфин, человек редкий и мне приятель, постарался, будучи дуумвиром, его не допустить и запретил навсегда. Утверждали, что у него на это не было общественного полномочия 502. (2) Он защищался сам и удачно и красноречиво; обдуманность и серьезное спокойствие, с каким он, римлянин и хороший гражданин, говорил о своем деле, выделяли его речь. (3) Когда стали опрашивать мнения, Юний Маврик (нет человека более твердого в своих убеждениях и более правдивого), сказав, что не надо восстанавливать виенцам агона, добавил: «если бы можно было уничтожить в Риме» 503.

(4) «Определенно и смело», — скажешь ты. Еще бы нет! но это в духе Маврика. Перед императором Нервой он высказался не менее смело. Нерва обедал в небольшом обществе: рядом, почти на груди у него, возлежал Вейентон; назвав это имя, я сказал все. Зашла речь о Катулле Мессалине 504; он ослеп, и это несчастье только добавило ему злобной свирепости; он никого не уважал, ни перед кем не краснел и не знал сострадания; поэтому совсем как дротиком, который несется слепо и бездумно, Домициан часто и замахивался им в самых лучших. (6) Все во время обеда заговорили о низости Мессалина и его кровожадных советах. «Что он претерпел бы, будь сейчас в живых?» — спросил император. «Он обедал бы с нами», — ответил Маврик.

(7) Я очень отклонился в сторону, с удовольствием, правда. Решено было запретить агон, вредно влиявший на нравы виенцев, так же как наш на нравы всего мира. Пороки виенцев остаются у них, в их городе; наши разбредаются по свету. Как в человеке, так и в государстве, тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы. Будь здоров.

23

Плиний Помпонию Бассу 505привет.

Я с большим удовольствием узнал от наших общих приятелей, что ты, как и полагается такому мудрому человеку, умело распределяешь свой досуг и, живя в прелестнейшем месте, упражняешь свое тело и на суше и на море, много рассуждаешь, многое слушаешь, многое перечитываешь 506, и хотя знания твои велики, но ты ежедневно что-то к ним добавляешь.

(2) Так следует на старости лет жить человеку, который нес высшие магистратуры, командовал войсками и целиком отдавал себя государству, пока это следовало делать. (3) Молодость и средний возраст мы должны уделять родине, старость — себе. Так предписано и законами, которые предлагают досуг человеку в летах 507. (4) Когда же мне разрешено будет, когда по возрасту не постыдно будет жить по этому образцу в таком дивном покое? когда мое деревенское уединение получит имя не безделия, а спокойной жизни? Будь здоров.

24

Плиний Фабию Валенту 508привет.

Недавно я говорил у центумвиров на заседании всех четырех комиссий, и вдруг вспомнил, что я юношей выступал в таком же заседании 509. (2) И, как обычно бывает, я углубился в прошлое: я начал перебирать своих товарищей адвокатов, выступавших в том же суде и в этом. Я оказался единственным, кто говорил и тогда и теперь: сколько перемен! — человек хрупок, и судьба непостоянна!