Автор неизвестен: Война мышей и лягушек (Батрахомиомахия)

К первой строке приступая, я Муз хоровод [1] …муз хоровод с Геликона … — Ср.: «Теогония», 1 сл. с Геликона
Сердце мое вдохновить умоляю на новую песню,
С писчей доской на коленях ее сочинил я недавно,
Песню о брани безмерной, неистовом деле Арея.
Я умоляю, да чуткие уши всех смертных услышат,
Как, на лягушек напавши с воинственной доблестью, мыши
В подвигах уподоблялись землею рожденным гигантам.
Дело, согласно сказанью, начало имело такое.
Раз как-то, мучимый жаждою, только что спасшись от кошки [2] …от кошки — собственно, от ласки, которых греки держали в доме для защиты от мышей. ,
[10] Вытянув жадную мордочку, в ближнем болоте мышонок
Сладкой водой упивался, — его на беду вдруг увидел
Житель болота болтливый и с речью к нему обратился:
«Странник, ты кто? Из какого ты роду? И прибыл откуда?
Всю ты мне правду поведай, да лживым тебя не признаю.
Если окажешься дружбы достойным, сведу тебя в дом свой
И, как любезного гостя, дарами почту торовато.
Сам я прославленный царь Вздуломорда и здесь на болоте
Искони всепочитаемый вождь и владыка лягушек.
Родом же я от Грязного [3] Родам же я от Грязного … — Намек на имя отца Ахилла, по-гречески Peleus, обручившегося с морской нимфой Фетидой — здесь: царевной Водной. , который с царевною Водной
[20] На берегах Эридана [4] Эридан . — См.: «Теогония», 337 и примеч. в любви сочетался счастливо.
Впрочем, и ты, полагаю, из роду не вовсе простого:
Может быть, царь-скиптродержец и мощный в боях предводитель?
Ну, не таи же, открой мне скорее свой род именитый».
Тут на расспросы лягушки мышонок пространно ответил:
«Что ты о роде моем все пытаешь? Он всюду известен:
Людям, бессмертным богам и под небом витающим птицам.
Имя мое — Крохобор, я горжусь быть достойным потомком
Храброго духом отца Хлебогрыза и матери милой,
Ситолизуньи, любезнейшей дочки царя Мясоеда.
[30] А родился в шалаше я и пищей обильной взлелеян:
Смоквою нежною, сочным орехом и всяческой снедью.
Дружба же вряд ли меж нами возможна: мы слишком несхожи.
Жизнь вся твоя на воде протекает, а мне вот на суше
Пища привычна людей, и меня на дозоре не минет:
Ни из красивоплетеной корзины калач белоснежный,
Ни с чечевичной начинкой пирог с творогом многослойный,
Ни окровавленный окорок, ни с белым жиром печенка,
Ни простокваша, ни сыр молодой, ни парная сметана,
Ни пирожочки медовые [5] Пирожочки медовые — подношение богам. Бедные люди нередко вылепляли их в форме того животного, которого положено было приносить в жертву богу. — их же вкушают и боги,
[40] Словом, ничто из того, что к пирам повара припасают,
Вкусно приправами всякими пищу людей услащая.
Не убегал никогда я с опасного поля сраженья,
Первому следуя зову, я в первых рядах подвизаюсь.
Даже его не страшусь, человека с огромнейшим телом:
Смело на ложе взобравшись, цепляюсь за кончики пальцев
Или пяту ухвачу, и, хоть боль до людей не доходит,
Скованный сном человек моего не избегнет укуса.
Но, признаюсь, опасаюсь и я двух чудовищ на свете:
Ястреба в небе и кошки — великое с ними мне горе,
[50] Также и скорбной ловушки [6] Также и скорбной ловушки … — Ср. Каллимах. «Победа Береники», фр. 3–4. , где рок затаился коварный.
Эти напасти — все страшные, наистрашнейшая — кошка:
Даже к зарытым в норе норовит она ловко пробраться.
Редьки же грызть я не склонен, ни толстой капусты, ни тыквы,
И не питаюсь ни луком зловоннейшим, ни сельдереем
Яства отменные, впрочем, для тех, кто живет у болота…»
На Крохобора слова Вздуломорда со смехом ответил:
«Что ты, о друг, все о брюхе толкуешь? Поверь мне, немало
Есть и у нас, на воде и на суше, чему подивиться.
Жизнь нам, лягушкам, завидно-двойную назначил Кронион:
[60] Можем мы прыгать по суше, можем плясать под водою
И обитаем в жилищах, обеим стихиям открытых.
Если желаешь, ты можешь и сам в том легко убедиться:
На спину только мне прыгни, держись, ненадежней усевшись,
А уже я тебя с радостью в самый свой дом переправлю».
Так убеждал он и спину подставил, и тотчас мышонок,
Лапками мягкую шейку обняв, на лягушку взобрался.
Был он вначале доволен: поблизости виделась пристань,
Плыл на чужой он спине с наслажденьем… Но, как внезапно
Буйной хлестнуло волною в него, проклиная затею,
[70] Жалобно тут завопил он, стал волосы рвать и метаться,
Горестно лапки под брюхом ломать, а трусливое сердце
Билось неистово и порывалось на берег желанный.
От леденящего страха стенаньями глушь оглашая,
Правит меж тем он подвижным хвостом, как послушным кормилом,
И умоляет богов привести его на берег целым.
Так, чем он более тонет, тем стонет безудержней, громче
И, наконец, исторгает из уст своих слово такое:
«Верно, не так увозил на хребте свою милую ношу
Вол, что по волнам провел [7] Вол, что по волнам провел … — Зевс, похитивший Европу.